Глава 23

— Хватит лекарств, — сказал Язон, отводя в сторону стакан, который протянула ему Мета. Он сидел на своей койке на борту родного «Драчливого», вымытый, с перевязанными ранами, с глюкозной капельницей, присоединенной к руке. Керк сидел напротив него, на боку его был бугор, там была повязка. Тека извлек у него несколько перерезанных кишок и связал несколько сосудов. Керк, казалось не заметил этого.

— Рассказывай, — сказал он. — Этот микрофон включен в систему корабля, тебя все услышат. Откровенно говоря, мы все еще не знаем, что случилось — кроме того, что и ты и Темучин говорили, что из-за выигрыша все потеряно. Это очень странно.

Мета наклонилась и вытерла лоб Язона сложенной марлей. Он улыбнулся и пожал ее пальцы, потом заговорил:

— История такова. Я нашел ответ в библиотеке. Позже, чем следовало, но все же не в последний момент. Библиотека пересказала мне множество книг и очень быстро убедила меня, что культура не может быть изменена извне. Она может быть уничтожена, но не изменена. А именно это мы и пытались сделать. Вы когда-нибудь слышали о готах или гуннах, племенах Старой Земли?

Они покачали головами, а он в это время отпил из стакана.

— Это были отсталые племена, жившие в лесах, любившие пить и убивать, гордящиеся своей независимостью и сражавшимися с римскими легионами. Римляне их постоянно били, и думаете, это послужило для них уроком? Ничего подобного. Выжившие собирались, уходили глубже в леса и сохраняли свою культуру и свою независимость нетронутыми. Их культура была изменена только тогда, когда они «победили». Со временем они двинулись на Рим, захватили его, познакомились с благами цивилизации. Они больше не были варварами. Древнейшие китайцы много столетий назад использовали такой же трюк. Они были плохими бойцами, но зато всех поглощали в себе. Их побеждали, но проходило время, и они подчиняли себе, своей культуре и своему образу жизни своих завоевателей.

Я усвоил этот урок и постарался сделать так, чтобы и здесь произошло тоже. Темучин был честолюбив и не мог противиться искушению завоевать весь мир. Он вторгся в низины, когда я показал ему путь туда.

— И выиграв, он проиграл, — сказал Керк.

— Точно. Мир принадлежал ему. Он захватил города и их богатство. Ему пришлось занять эти города, чтобы удержать их. Его лучшие офицеры стали правителями нового роскошного королевства и приняли эту непривычную роскошь. Это понравилось им. Они не хотели с ней расстаться. В глубине сердца они по-прежнему кочевники, но что можно сказать о последующих поколениях? Если люди Темучина останутся жить в городах и наслаждаться сибаритством, то как он сможет вернуть их к законам кочевой жизни? Ни один варвар не захочет остаться в холоде плато, если он может спуститься вниз и принять участие в дележе добычи. Вино, крепче, чем ачад, а у жителей низины есть даже перегонные аппараты. Кочевой образ жизни обречен. Темучин понял это. Победив, он сам разрушил образ жизни, который породил его и позволил ему победить. Поэтому он и называл меня демоном и ненавидел.

— Бедный Темучин, — сказала Мета с внезапным пониманием. — Честолюбие погубило его, и он понял это. Хотя он и был завоевателем, но он потерял больше всех.

— Он потерял свой образ жизни и саму жизнь, — сказал Язон, — но он был великим человеком.

Керк нахмурился.

— Не говори мне, что ты жалеешь о его смерти.

— Вовсе нет, он получил все, что хотел, потом умер. Каждый ли может сказать это о себе?

— Выключи микрофон, — сказала Мета, — ты можешь идти, Керк. — Огромный пиррянин открыл рот, собираясь возразить, потом улыбнулся и вышел.

— Что ты собираешься теперь делать, — спросила Мета, когда дверь закрылась.

— Спать целый месяц, есть бифштексы и выздоравливать.

— Я не об этом спрашиваю. Собираешься ли ты уходить? Или останешься здесь с нами?

— Это беспокоит тебя?

— Да, и для меня это ново. — Лоб ее сморщился от усилий передать свои чувства в словах. — Когда я с тобой, я хочу говорить тебе странные вещи. Знаешь ли, как звучат самые приятные для пиррянина слова?

Он покачал головой.

— Мы говорим — ты хорошо сражаешься. Но тебе я вовсе не это хочу говорить.

Язон владел девятью языками и знал точно, что ему хочется сказать ей, но молчал. Он отвернулся.

— Нет, смотри на меня, — сказала Мета, беря его голову в руки и ласково поворачивая к себе. Ее жест говорил больше, чем слова, и он устыдился своей неспособности говорить. Но продолжал молчать.

— Я разыскала слово «любовь», как ты велел мне. Вначале оно было для меня лишь словом. Но когда я думала о тебе, мне ясно становилось его значение.

Лица их были близки, она смотрела на него немигающим взглядом.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Я всегда буду любить тебя. Ты не должен оставлять меня.

Простота ее чувства прорвала годами сооружаемую им защитную дамбу. Он всегда был одинок. Никто не заботился о нем. Женщины приходили и уходили. Я сам могу позаботиться о себе, я не нуждаюсь ни в ком... — думал он.

— Клянусь звездами, я тоже люблю тебя, — сказал он, прижимаясь к ней.

— Ты не должен больше оставлять меня, — прошептала она.

— И ты тоже не должна. И это самая краткая и лучшая брачная церемония. Можешь сломать мне руку, если я взгляну на другую девушку.

— Пожалуйста, не говори так.

— Прошу прощения, во мне говорит прежний Язон. Мне кажется, что нам обоим не доставало нежности. Не только мы, но и все пирряне нуждаются в этом. Не покорность, вовсе нет. Немного больше цивилизованности. Думаю, что теперь это наладится. Скоро можно будет открыть шахты, так как все племена кочевников спускаются в низины. Похоже, что пирряне приобретут долины.

— Да, это будет наш новый мир. — Она помолчала немного, как бы взвешивая свои слова. — Мы пирряне останемся здесь. А ты? Мне не хотелось бы оставлять свой народ, но если ты уйдешь, я уйду с тобой.

— Я останусь здесь. Я член племени — ты разве не помнишь? Пирряне грубы, упрямы и вспыльчивы, мы знаем это. Но и я таков. Вероятно я, наконец, нашел свой дом.

— Со мной, всегда со мной?.

— Конечно.

После этого для слов уже не было места.