Глава 1

Солнце зашло четыре года назад и с тех пор больше не поднималось.

Но скоро должно было наступить время, когда ему предстояло вновь взойти над горизонтом. Через несколько коротких месяцев оно опять зальет бело-голубыми лучами поверхность планеты. Но пока этого не случилось, господствовали бесконечные сумерки, и в полумраке огромные початки гибридной кукурузы вырастали все полнее и обильнее. Урожай — море желтого и зеленого, раскинувшееся во всех направлениях, кроме одного. Здесь море кончалось, ограниченное высокой металлической изгородью, а за изгородью была пустыня. Бесплодная пустошь, песок и гравий, равнина без теней и без конца, растворяющаяся вдали под сумеречным небом. Здесь не выпадали дожди и не росло ничто — резкий контраст с бюргерским благополучием соседствующей фермы. Но кто-то жил на пустынных равнинах — существо, находившее в стерильных песках все, в чем нуждалось.

Сплюснутый холм морщинистой серой плоти весил по меньшей мере шесть тонн. На внешней его поверхности не видно было ни отверстий, ни органов, хотя ближайшее рассмотрение показало бы, что в каждом бугорке толстой кожи имеется силиконовое окно, в совершенстве приспособленное для впитывания радиации с неба. Растительные ячейки под обширными участками кожи, участницы хитроумных симбиозов, превращали энергию в сахар. Медленно, тягуче, под действием осмотического движения между ячейками, сахар мигрировал в нижнюю часть существа, где переходил в алкоголь и хранился до поры в вакуолях. Множество иных химических процессов также имели место под этой нижней поверхностью в то же самое время.

Бугор распластался над особенно богатым отложением медных солей. Специальные ячейки выделяли кислоту для растворения солей, затем растворы поглощались. Этот процесс происходил бесконечное время, ибо зверь не обладал мозгом для отсчитывания, ни органом, приспособленным для этого. Он существовал. Он просто был здесь, ел и переваривал минералы, как корова траву. Пока — как это бывает на пастбищах — не закончилось то, что было пригодно для употребления в пищу. Пришло время передвигаться. Как только поступление продуктов прекратилось, хеморецепторы послали сигнал, и тысячи кожных мускулов под кряжистой нижней поверхностью бугра стали отсоединяться. Теперь, перерабатывая в качестве топлива тщательно накопленный алкоголь, мускулы дернулись в едином органическом спазме, который заставил шесть тонн толстой коврообразной глыбы перелететь по воздуху более чем на тридцать метров.

Она снесла изгородь, окружавшую ферму и с ужасным глухим стуком упала в двухметровую гамма-кукурузу, подмяв ее, и исчезла за ширмой зеленых листьев и золотистых хохолков в руку длиной. Максимальная ширина бугра не превышала метра, поэтому он оказался полностью скрыт от другого существа, находившегося неподалеку от него.

Никто из них не обладал мозгом. Шеститонный органический зверь в совершенстве управлялся рефлекторными дугами, с которыми родился несколько столетий назад. Металлическое существо весило 27 тонн и управлялось программным компьютером, вмонтированным в него при постройке. Оба обладали чувствами, но не могли иметь мнения. Каждый совершенно не подозревал о присутствии другого, пока они не встретились. Встреча была очень драматична.

Огромная фигура жатки приблизилась, механически урча и лязгая. Она прорубала дорогу шириной в 30 метров в прямых рядах кукурузы, уходивших за горизонт. Она одновременно срезала кукурузу, отделяла початки от стеблей, рубила стебли в мелкое крошево и сжигала его в ревущей топке. Мгновенно освобождающиеся при этом водяные пары поступали по длинной трубе в белые пароуловители, из сопла между гусеницами вырывалось черное облако пепла, ради которого ее создавали. Но не для того, чтобы обнаруживать бугры, прячущиеся в кукурузном поле.

Она врезалась в бугор и откусила добрых 200 килограмм плоти, прежде чем сигнал тревоги заставил ее остановиться.

Как ни примитивна была нервная система бугра, такие радикальные воздействия были вполне в пределах его понимания. Были посланы химические сигналы, приведя в действие прыжковые ноги, и за какие-то минуты — невероятно быстро для бугра — мускулы напрягались, и зверь прыгнул вновь. Все же это был не очень хороший прыжок, так как запасы алкоголя были отчасти израсходованы. Усилия хватило лишь на то, чтобы подняться на несколько метров в высоту и опуститься на поверхность жатки. Металл просел и стал ломаться, и к сигналу, который сообщил о присутствии зверя, присоединились другие.

— Не будьте глупцом! — вскричал Ли Сяо, пытаясь перекрыть бульканье голосов. — Только подумайте о межзвездных расстояниях, прежде чем начать говорить о радиосигналах. Конечно, я могу собрать большой передатчик, это не проблема. Я могу даже послать сигнал, который, возможно, примут на Земле. Когда-нибудь. Но ведь до ближайшей обитаемой планеты ему добраться 27 лет. И, может быть, его даже не услышат...

— Порядок, порядок, порядок! — воззвал Иван Семенов, сопровождая слова ударами по столу. — Давайте соблюдать порядок. Давайте выступать по очереди и говорить внятно. Мы никуда не выберемся, если будем так действовать.

— Мы в любом случае никуда не выберемся! — закричал кто-то. — Это пустая трата времени.

Раздался громкий свист и топот ног, затем вновь стук молотка. Лампочка телефона возле Семенова быстро замигала, и он поднял трубку, стуча молотком. Он выслушал, отдал быстрое распоряжение и повесил трубку. Больше он не стал пользоваться молотком, зато повысил голос и перешел на крик.

— Чрезвычайное происшествие!

Мгновенно настала тишина, и он кивнул|

— Ян Кулозик, вы здесь?

Ян сидел ближе к краю купола и не принимал участия в дискуссии. Погруженный в собственные думы, он едва замечал кричащих людей, не заметил и тишины; он очнулся лишь когда было произнесено его имя. Он встал. Он был высок и жилист, и мог быть худощав, если бы не твердые мускулы — результат долгих лет физического труда. На его одежде были пятна масла, да и на коже тоже, хотя он явно был не только механиком. Манера держать себя — всегда наготове, и то, как он говорил — все было так же ясно, как и позолоченная шестеренка на его воротнике.

— Происшествие на полях у Тэкенга-четыре, — сказал Семенов. Похоже, бугор бросился на жатку и привел ее в негодность. Вас ждут на вызове.

— Подождите, подождите меня! — закричал маленький человек, пробивая дорогу в толпе и торопясь вслед за Яном. Он был настолько же нервным, насколько старым, морщинистым и лысым. Он дал тумака мужчине, который недостаточно быстро уступил ему дорогу и пинал по лодыжкам других, расталкивая их в стороны. Ян не замедлил шагов, и поэтому Чану пришлось бежать, задыхаясь, чтобы поспеть за ним. Вертолет службы технадзора стоял перед стоянкой машин, и Ян запустил турбины. Как только Чан сноровисто забрался в кабину, лопасти завертелись.

— Надо уничтожать бугры, вытаптывающие наши посевы! — хрипел он, падая в кресло рядом с Яном. Ян не ответил. Даже если бы в этом была нужда, чего на самом деле не было, уничтожать туземные виды было невозможно. Он не обращал внимания на Чана, гневно бормотавшего что-то себе под нос, и вывел дроссель на максимум. Нужно было добраться до места происшествия как можно быстрее.

Бугры могут быть опасными, если с ними неправильно обходиться. Большинство фермеров мало что о них знали, а остерегались еще меньше.

Поля плыли под ними, как волнистая, желтая с зелеными крапинками скатерть. Сбор урожая подходил к концу, поэтому кукурузные поля уже не расстилались гладко к горизонту, а были изрезаны огромными пастями уборочных машин. Только небо было неизменно — огромный котел с чем-то немыслимо-серым от горизонта к горизонту.

— Четыре года с того дня, как он в последний раз видел солнце, — подумал Ян. — Четыре бесконечных и неизменных года. Люди здесь, похоже, не замечали этого, но со временем однообразный сумрак становился невыносимым, и тогда остается лишь зеленая склянка с таблетками.

— Туда, вниз! — пронзительно закричал Чан Тэкенг, указывая крючковатым пальцем. — Вон на тот участок.

Ян не взглянул на него. Сияющий золотистый корпус жатки был под ним, полураскрытый распластавшейся массой бугра. Большой, шесть-семь тонн по меньшей мере. Обычно лишь небольшие особи проникали на ферму. Вокруг громоздились грузовики и тракторы; облако пыли показывало путь другой машины. Ян сделал круг, не обращая внимания на приказы Чана немедленно опуститься. Когда он, наконец, посадил аппарат в сотне метров от хищника, маленького человека уже начал бить озноб. Ян был совершенно равнодушен — пострадали ведь только члены семьи Тэкенг, это им нанесен ущерб.

Вокруг распластавшегося хищника собралась небольшая толпа; люди указывали друг другу и возбужденно переговаривались. У некоторых женщин были в корзинах бутылки охлажденного пива; они расставляли стаканы. Царила атмосфера праздника, желанный перерыв в монотонной скуке их жизни. Люди восхищенно следили, как молодой человек со сварочным аппаратом подносил горелку все ближе к спадающему занавесу коричневой плоти. Бугор покрылся рябью, когда его коснулось пламя; над горелой плотью поднялись сальные щупальца зловонного дыма.

— Выключи горелку и убирайся отсюда, — сказал Ян.

Человек вяло обернулся к Яну; челюсть его отвисла. Но он не выключил горелку, даже не убрал. Между линией волос на его лбу и бровями почти не было чистого пространства, и он выглядел неполноценным. Семья Тэкенг была очень маленькая и выродившаяся.

— Чан, — подозвал Ян главу семьи, и тот, сопя, рысью приблизился. — Убери эту горелку, пока не дошло до беды.

Чан взвизгнул от гнева и сопроводил эту ремарку резким пинком. Молодой человек исчез вместе с горелкой.

У Яна за поясом была пара тяжелых перчаток, и он вытащил их.

— Мне понадобится помощь, — сказал он. — Возьмите лопаты и помогите мне приподнять край этой штуки. Но не касайтесь ее снизу. Она выделяет кислоту, способную прожечь в человеке дыру.

С усилием край был приподнят, и Ян нагнулся, чтобы заглянуть снизу. Плоть была белой и твердой, влажной от кислоты... Он обнаружил одну из многих прыжковых ног, которые имели размеры и форму, грубо приближающиеся к человеческим.

На ноге был кусок плоти, и когда Ян потянул за него, нога втянулась. Но она не могла противодействовать длительному усилию, и он вытащил ее на достаточную длину, чтобы определить направление, в котором согнуто острое колено. Когда он отпустил ногу, она медленно вернулась на место.

— Ладно, пусть лежит, — он отошел и начертил метку на земле, затем повернулся и взглянул вдоль нее. — Уберите отсюда трактора, — сказал он. — Разведите их направо и налево, на расстояние, равное тому, на котором находится вертолет, не ближе. Если она прыгнет снова, то может опустится на них. После прижигания это вполне возможно.

После этих слов наступило некоторое замешательство, но оно прекратилось, когда Чан повторил приказ во всю силу легких. Ян вытер перчатки о стебли и забрался на капот жатки. Громкий стрекот известил о прибытии Большого Кресла. Большой вертолет, крупнейший на планете, появился и завис над головой. Ян снял с пояса радио и отдал распоряжение в отверстие микрофона. В днище вертолета открылся квадратный люк, и из него медленно вывалился подвесной трос. Потоки воздуха от роторов ударили Яна, пока он осторожно подтягивал трос, затем завел крючья под край бугра. Если существо и почувствовало острую сталь в своем теле, оно ничем этого не выдавало. Когда крючья зацепились вполне удовлетворительно, Ян сделал рукой круг над головой, и Большое Кресло стало медленно подниматься.

Следуя его указаниям, пилот дал натяжение тросу, затем стал осторожно выбирать его. Крючья вошли глубоко, и бугор задрожал, кожа его пошла рябью. Это было неудачным моментом. Если бы бугор сейчас прыгнул, он мог повредить вертолет. Но край поднимался все выше и выше, пока влажное белое подбрюшье не оказалось в двух метрах над землей. Больше всего это напоминало скатерть, которую берут за край и выворачивают наизнанку. Плавно и медленно бугор перекатывался, пока не лег на спину, открыв огромное брюхо — блестящую белую плоть.

Через мгновенье вид изменился, когда тысячи ног выстрелили вдруг в воздух — словно внезапно вырос лес бледных членов. Несколько секунд они стояли совершенно прямо, затем медленно опустились.

— Теперь он безвреден, — сказал Ян. — Со спины ему не перевернуться.

— И ты его сейчас убьешь, — тепло сказал Чан Тэкенг.

Ян придержал раздражение в голосе.

— Нет, нам не следует делать этого. Я не думаю, что тебе так уж необходимо на поле семь тонн гнилого мяса. Оставим его здесь. Более важна жатка, — Он отдал по радио на Большое Кресло команду к посадке, затем снял с бугра подъемный трос.

На вертолете был мешок с содой, припасенной как раз на такой случай. Всегда приходилось учитывать проблему, с которой теперь столкнулся Ян. Он вновь забрался на жатку и начал разбрасывать пригоршнями соду на лужи кислоты. Не было заметно, чтобы кислота что-нибудь заметно повредила — хуже, если она протекла в механизм. Нужно было немедленно начать снимать кожухи. Многие кожухи были погнуты, а некоторые колеса сорваны. Работа предстояла большая. С помощью трактора он потащил жатку на добрых двести метров от бугра. Под критическими взглядами и еще более критическими комментариями Чана Тэкенга он велел Большому Креслу развернуть и перевернуть бугор.

— Оставить этого страшного зверя здесь? Убить его! Зарыть его! Сейчас он снова прыгнет и всех нас убьет!

— Не убьет, — сказал Ян. — Он может двигаться только в одном направлении, вы же видели это, когда ноги были подняты. Когда он вновь прыгнет, то окажется уже на целине.

— Но вы же не можете знать точно...

— Достаточно точно. Я не могу нацелить его, как винтовку, вот что вы хотите сказать. Но когда он прыгнет, он уйдет отсюда.

Словно в подтверждение этих слов бугор прыгнул. У него не было логики и не было эмоций. Но он обладал сложным набором химических триггеров. Все они были приведены в действие грубым обращением, явным колебаниям тяготения, ожогом и потерей части тела. Послышался глухой стук, когда ноги одновременно пнули землю. Некоторые из женщин взвизгнули, а Чан Тэкенг захлебнулся воздухом и оступился.

Огромная туша с тонким ревом неслась в воздухе. Она миновала поле и область сенсорных лучей и тяжело упало на песок. Над ней поднялось густое облако пыли.

Ян вынул из вертолета ящик с инструментами и принялся за ремонт жатки, радуясь, что может забыться в работе. Как только он сделал это, когда остался один, мысли его мгновенно вернулись к кораблям. Он устал думать о них и говорить о них, но не мог их забыть. Никто не мог их забыть.