Глава 2

— Вы будете кормить меня сами или отомкнёте зажим, пока я буду есть? — спросил Язон.

Михай стоял перед ним с подносом в руках в нерешительности. Язон язвительно, в то же время мягко (Михай был кем угодно, но не глупцом), добавил:

— Конечно, я предпочитаю, чтобы вы кормили меня — из вас вышел бы отличный лакей.

— Вы способны есть сами, — сразу же ответил Михай, ставя поднос на подлокотники кресла Язона. — Но вам придётся все делать одной рукой: если совсем освободить вас, вы наделаете хлопот. — Он прикоснулся к контрольному щитку на спинке кресла, и замок, удерживающий правое запястье Язона, щёлкнул и открылся. Язон расправил затёкшие пальцы и взял вилку.

Во время еды глаза Язона были заняты. Незаметно (для профессионального игрока явное внимание к чему-либо невозможно), он осмотрелся. Можно увидеть многое, даже если смотреть как бы случайно — невзначай.

Предмет за предметом его внешне случайный взгляд осматривал все содержимое каюты. Контрольный щит, экраны, компьютер, маршрутный экран, с контролем джамп-режима, шкаф для карт, книжная полка. Он все осмотрел, запоминая расположение до мелочей. Какой-то план начал проясняться в его мозгу.

Но всё же у него были лишь начало и самый конец плана. Начало: он пленник на корабле, направляющемся на Кассилию. Конец: он не желает ни остаться пленником, ни возвращаться на Кассилию. Не хватало самого существенного — середины. В данный момент сделать что-либо казалось невозможным, но Язон никогда не согласился бы, что это вообще невозможно. Он руководствовался принципом, что человек сам кузнец своего счастья. Если ваши глаза открыты, то в нужный момент вы начнёте действовать. Если вы действуете быстро, все хорошо. А если вы упустите возможность и время, ваши дела плохи.

Он отодвинул пустую тарелку и бросил в чашку сахар. Михай ел очень умеренно и сейчас принялся за вторую чашку чая. Его глаза были неподвижны и устремлены куда-то вдаль, он о чём-то думал. Он слегка вздрогнул, когда Язон обратился к нему:

— Поскольку вы не позаботились запастись сигаретами, то не позволите ли вы мне закурить свои? Только вам придётся достать их — я не могу дотянуться до кармана, так как прикован к креслу.

— Я не могу помочь вам, — не двигаясь ответил Михай. — Табак — наркотик и канцерогенное средство. Если я вам дам сигарету, то тем самым дам вам и рак.

— Не будьте лицемером, — выпалил Язон с невольным удовольствием глядя на краску в лице Михая. — Люди используют канцерогенные элементы табака в течении столетий. И если даже они и не делали бы этого, какое отношение имеет это к данной ситуации? Вы везёте меня на Кассилию на верную смерть. Чего ради вы тогда заботитесь о здоровье моих лёгких в отдалённом будущем?

— Я не подумал об этом. Но ведь есть определённые нормы.

— Неужели? — Язон прервал его, сохраняя инициативу в разговоре. — Не похоже, что вы вообще любите думать. Вы, видимо, относитесь к людям, которые во сне видят общие правила, которых не существует в жизни. Вот вы против наркотиков. Каких именно? А как вы относитесь к танину — в чае, который пьёте? Или к кофеину? А ведь кофеин — это наркотик, это одновременно и сильный стимулятор и диуретик. Поэтому вы и не найдёте чай в рационе космонавта. Но об этом наркотике вы почему-то забываете. Как же после этого выглядит ваш запрет на сигареты?

Михай попытался заговорить, но промолчал и задумался.

— Возможно, вы и правы. Я просто устал, и в конце концов это действительно, не так уж важно. — Он осторожно извлёк пачку сигарет из кармана Язона и положил её на поднос, Язон не пытался отвлечь его. Михай с извиняющимся лицом налил себе третью чашку чая.

— Вы должны извинить меня, Язон, за попытку подогнать вас под мои собственные стандарты. Когда вы гонитесь за большой правдой, вы иногда допускаете, что малые правды ускользают. Я терпимый человек, но у меня есть тенденция заставлять других людей руководствоваться критериями, которые я создал для себя. Вы никогда не должны забывать о смирении, я надеюсь, вы извините меня. Поиски правды требуют всех сил.

— Правды нет, — сказал ему Язон. В его голосе звучали гнев и обида: он хотел вовлечь своего похитителя в разговор. Вовлечь настолько, чтобы тот на время забыл о свободной руке Язона.

Язон поднёс чашку к губам и лишь дотронулся к жидкости. А пока в чашке оставался чай, она служила хорошим поводом для того, чтобы рука была свободной.

— Нет правды? — Михай обдумывал эту мысль. — Но вы не можете так думать. Наша Галактика полна Правдой — это краеугольный камень жизни. Именно Правда отличает человека от животных.

— Нет на правды, ни жизни, ни человека. Во всяком случае, не в вашем смысле — не с большой буквы. Они не существуют.

Туго натянутая кожа на лице Михая сморщилась от сосредоточенности.

— Вы должны объяснить свою точку зрения, — сказал он. — Пока мне не понятно.

— Боюсь, что вы вообще не поймёте. Вы превращаете в реальность, то, чего не существует. Правда, — с маленькой буквы, — это описание, это выражение отношений. Способ описать обстановку. Семантический инструмент. Но Правда с большой буквы, — это воображаемое слово, комплекс звуков, не имеющих значения. Оно кажется существительным, но у него нет рефрена, не отражаемого. Оно ни для чего не служит, ничего не значит. Когда вы говорите «Я верю в Правду», вы в сущности утверждаете: «Я верю в ничто».

— Вы, вероятно, заблуждаетесь! — сказал Михай, наклонившись вперёд и возбуждённо размахивая рукой. — Правда — это философская абстракция, одно из тех орудий, которое наш мозг использует, чтобы приподнять нас над животными — доказательство, что мы не животные, а создания высшего порядка. Звери могут быть правдивыми, но они не могут знать Правду. Звери могут видеть, но они не могут увидеть Красоту.

— Ох! — застонал Язон. — С вами невозможно говорить, мы с вами не понимаем друг друга. Мы говорим на разных языках. Забудем на время кто прав, кто ошибается. Нам придётся вернуться назад и договориться о значении терминов, которые мы употребляем. Для начала: можете вы определить разницу между «этикой» и «этосом»?

— Конечно! — выпалил Михай, и выражение удовольствия промелькнуло в его глазах, при мысли о возможности убедить противника. — Этика — это дисциплина, изучающая, что такое хорошо и плохо, что верно и неверно, этика занимается моральными обязанностями и долгом. Этос — означает руководящую веру, стандарты или идеалы, характеризующие группы или общество.

— Очень хорошо, вижу что вы провели немало ночей, уткнув нос в книги. Теперь мы установили разницу между этими двумя терминами — это центр маленькой коммуникационной проблемы, с которой мы имеем дело. Этос неразрывно связан с отдельным обществом и не может быть оторван от него, иначе он теряет всякий смысл. Согласны?

— Пожалуй...

— Ну, вы должны согласиться, ведь это ваше собственное определение терминов. Этос группы — это лишь всеохватывающий термин для выражения отношений группы друг с другом. Верно?

Михай неохотно кивнул в знак согласия.

— Теперь, договорившись об этом, мы можем продвинуться на шаг вперёд. Этика, опять же согласно вашему собственному определению, должна иметь дело с любым количеством обществ и групп. Если существуют абсолютные этические законы, то они должны быть столь обширны, что их можно применить к любому обществу. Законы этики должны быть столь же универсальны, как и закон всемирного тяготения.

— Я не вполне понял...

— Я и не думал, что вы поймёте. Вы люди, болтающие об универсальных законах, в сущности, никогда не понимаете значения этих терминов. Мои знания не очень велики, но я всё же помню Первый закон Ньютона, устанавливающий зависимость тяготения от массы. Это даже не закон, а просто наблюдение, не имеющее силы, пока вы не добавите «на этой планете». На планете с другой массой, данные наблюдения будут другими. А закон гравитации — это формула:

F = m·M / d²

Эта формула может быть использована для вычисления силы притяжения между любыми двумя телами. Таков путь выражения фундаментальных и неизменных принципов, применимых к любой ситуации. Если у вас действительно имеются этические законы, они должны иметь ту же всеобщность. Они должны действовать на Кассилии и на Пирре, и вообще на любой планете и в любом обществе. Это вновь возвращает нас к вам. То, что вы так грандиозно — с большой буквы, с громом фанфар — величаете «Законами Этики» — и не законы вообще, но лишь куски племенного этоса, местные наблюдения, сделанные группой покинувших овец пастухов и пригодные лишь на то, чтобы поддерживать порядок в доме. Эти правила не применимы в любой ситуации, даже вы должны будете признать это. Только подумайте о множестве различных планет и о том, какими необычными и страшными бывают там отношения людей друг к другу — а потом попробуйте сформулировать десять правил общения, пригодных для всех этих обществ. Это невозможно. Готов поклясться, что для вас самого существуют эти десять правил, но если одно из них заключается в том, что нельзя поклоняться вырезанным из дерева идолам, я могу сказать вам, чего стоят остальные. Вы не будете этичны, если попробуете применять эти правила всюду — это будет всего лишь способ совершения самоубийства.

— Вы обижаете меня!

— Надеюсь. Если я не могу воздействовать на вас другим путём, то обида, возможно, выведет вас из состояния моральной самоуверенности. Как вы смеете обвинять меня в краже денег из казино Кассилии, когда я действовал в полном согласии с их этическим кодексом! Они организуют нечестные азартные игры — это норма. Если вы утверждаете, что обманывать в играх нечестно, значит вы не соответствуете местной этике. И если вы доставите меня для суда, значит вы неэтичны, а я — беспомощная жертва злого человека!

— Клянусь Сатаной, — воскликнул Михай, вскакивая на ноги и бегая взад и вперёд у кресла Язона, в возбуждении сжимая и разжимая кулаки. — Вы хотите смутить меня вашей семантикой и так называемой этикой, но всё объясняется вашей алчностью; существует высший Закон, которого нельзя оспорить...

— Вы не правы, я могу доказать это, — и Язон указал на книжную полку. — Я могу доказать это при помощи ваших же книг. Авксинского не нужно, он слишком толстый. Вот этот небольшой томик с именем Луллия на корешке. Это книга «О законах рыцарства» Раймонда Луллия?

Михай широко раскрыл глаза.

— Вы знаете эту книгу? Вы знакомы даже с трудами Луллия?

— Конечно, — небрежно ответил Язон: по правде говоря, это была единственная книга из всего собрания Михая, которую он однажды просматривал, и странное название засело у него в голове... — Позвольте мне взглянуть на неё, и я докажу вам то, что хочу...

Он постарался произнести это как можно спокойней: именно из-за этого момента он и вёл весь разговор. Он отпил чаю. Не надо показывать свою напряжённость.

Михай Саймон снял книгу с полки и протянул ему.

Язон, продолжая говорить, перелистывал страницы.

— Да, да, совершенно верно. Идеальный образец вашего типа мышления. Вы любите читать Луллия?

— Чрезвычайно, — ответил Михай с сияющими глазами. — В каждой его букве Красота и Правда, о которых мы забываем в суматохе современной жизни. Применение и доказательство взаимосвязи между мистическим и конкретным. Манипулируя символами и используя математическую логику, он объясняет все.

— Он ничего не объясняет! — заявил Язон. — Он играет в слова. Берет слово, придаёт ему абстрактное и нереальное значение, обращаясь к другим словам и проделывая с ними те же туманные процедуры. Его доказательства — всего лишь бессмысленные звуки. Это главный пункт, где расходятся ваше и моё понимание жизни. Вы живёте в мире слов, лишённых значений, но существующих. Мой мир содержит факты, которые можно взвесить, попробовать на вкус, мои факты неопровержимы. Они — существуют.

— Покажите мне какой-нибудь из ваших неопровержимых фактов, — сказал Михай неожиданно спокойным голосом, во всяком случае гораздо более спокойным, чем голос Язона.

— Вон там, — сказал Язон, — большая зелёная книга на консоли. Она содержит факты, относительно которых даже вы согласитесь, что они существуют. Если вы не согласитесь, я съем каждую её страницу. Дайте мне её. — Он говорил сердито, делая чрезмерно самоуверенные утверждения, и Михай попался в ловушку. Он протянул том Язону обеими руками: книга была тяжёлая, толстая, в металлическом переплёте.

— Теперь слушайте внимательно и постарайтесь понять, если даже для вас это будет трудно, — сказал Язон, открыв книгу. Михай сухо усмехнулся при этом намёке на его глупость. — Это собрание звёздных эфемерид, также набито фактами, как яйцо содержимым. В некотором роде это история человечества. Теперь взгляните на экран контроля джамп-режима и вы поймёте, что я имею в виду. Видите эту горизонтальную линию. Это наш курс.

— Поскольку это мой корабль и я его пилотирую, то я в этом уверен, — сказал Михай. — Давайте ваше доказательство.

— Имейте терпение, — ответил Язон. — Постараюсь объяснить это попроще. Красное пятно на зелёной линии обозначает положение нашего корабля. Номер под экраном означает ваш следующий навигационный пункт — место, где тяготение звёзд достаточно для использования джамп-эффекта. Номер записан звёздным кодом: ДВ-89—046—229. Я смотрю в эту книгу... — и он быстро перелистал страницу, — и нахожу этот номер в списке. Не название; всего лишь ряд символов, которые тем не менее, могут сказать очень многое. Эти символы означают, что на данном месте имеется планета или планеты, пригодные для жизни человека.

— К чему вы клоните? — прервал его Михай.

— Терпение, скоро узнаете. Теперь смотрите на этот экран. Зелёная точка приближается к линии курса, это — ПМБ, то есть пункт максимальной близости. Когда красная и зелёная точки совпадут...

— Дайте мне книгу, — сказал Михай, нагнувшись вперёд и почувствовав что-то неладное, но было уже поздно.

— Вот доказательство, — сказал Язон и швырнул тяжёлую книгу в экран контроля джамп-режима и тонкие сложные приборы, скрывавшиеся за экраном. Туда же он бросил и вторую книгу. Послышался звон, треск лопнувшего экрана. Ярко вспыхнула искра короткого замыкания.

Корабль вздрогнул, так как сработали аварийные реле, выбросив его в обычное пространство.

Михай, сморщившись от боли, упал на пол от резкого внезапного перехода. Прикованный к креслу Язон сдерживал тошноту и подступившую к глазам тьму, но всё-таки решил докончить дело и швырнул поднос с пустыми тарелками в дымящиеся обломки приборов джамп-контроля.

— Вот мой факт, — сказал он с триумфом. — Моё неопровержимое, с золотой отделкой, урановым сердечником, доказательство. Мы никогда не попадём на Кассилию!