Глава 5

Был имболк, счастливая пора, когда появляются первые знаки того, что зима ослабляет свою хватку. В это время внутри данов под женскими помещениями коровы и овцы доедают последние ветви, срезанные для них осенью. Появляется первая трава. Рождаются ягнята и телята, жизнь начинается заново, а это ли не праздник? Появляется свежее молоко: перебродит — есть чем праздновать. Эль, сваренный из зерна прошлой осенью, прикончили давным-давно, о блаженном пьянстве можно лишь вспоминать. И теперь снова захмелевшие после долгого перерыва воины грелись на солнце и следили за тем, как женщины выносят обессилевший за зиму скот. После долгой зимней голодовки и неподвижности животные не в силах были ходить, но ничего, зеленая трава быстро вернет им бодрость.

Дан Мовег ничем не отличался от прочих данов йерниев: двери мужских помещений выходили на вал. Здесь около собственного порога было неплохо погреться в добрый денек — а сегодняшний-то и был добрым, — в особенности после перебродившего молока. Воины лежали наверху, посреди распростерся сам бык-вождь Мовег. Он как раз хвастал прошлыми подвигами, походами и убийствами, когда возле дана появились люди в панцирях.

При всей тяжести облекавшего их металла они приближались неслышно. Позади виднелись беловолосые, с кабаньими клыками воины Дан Ар Апа. Зрелище неприятное, если не сказать больше. Все знают, что в имболк не принято совершать набеги.

— Ты — Мовег, — проговорил Эсон, коротко глянув из-под козырька шлема на мужа с отвисшей челюстью, застывшего возле собственной двери.

— Это он, — присоединился к Эсону подошедший сзади Ар Апа.

Чтобы заставить сидящего встать, он пнул его в ребра. Взвыв от боли, Мовег вскочил. Чаша, из которой он пил, опрокинулась. Молоко это было надоено у краденых коров. Прежде чем успела завязаться схватка, Эсон оттолкнул Ар Апу в сторону.

Мовега не пришлось долго уговаривать. Он был верен только себе самому. За прежние набеги он получил хорошие дары от Темного Человека. Но это было в прошлом. А будущее выглядело еще более лучезарным: победоносный набег на Дан Уала, заплывший богатством и жиром, гордящийся величиной и силой, сулил еще больше. Да и не сможет Дан Уала выстоять против воинов сразу двух тевт... Тем более если во главе них выступают эти страшные люди в прочной броне. Он вспомнил — без всякой радости, — скольких человек погубили трое таких воинов, защитников копи. А теперь их было — раз, два, три... больше, чем пальцев на обеих руках.

Всю ночь они провели в дане и до последней капли выпили все перебродившее молоко. Когда халкеи взялись за дело, Эйаса ничто не привязывало более к копи и он присоединился к отряду, пообещав пользоваться мечом, а не кулаками. Интеб не был воином, но в одолженном ему панцире и египтянин выглядел вполне внушительно. Он даже готов был сражаться, только бы оказаться поближе к Эсону, здесь, пока Найкери далеко. Сидя у огня, они пили умеренно, пока прочие в полной мере отдавались радостям имболка.

— Не сомневаюсь в нашей победе, — произнес Интеб.

— Нам необходимо не просто победить. Нужно захватить Темного Человека и убить его. Если он опять сумеет сбежать, тогда его примет какая-нибудь другая тевта йерниев. Со своими сокровищами он долго еще будет тревожить нас. Я хочу, чтобы он умер после битвы.

— Что ты задумал?

Эсон указательным пальцем очертил кружок в пыли.

— Они говорят, что Дан Уала не отличается от остальных данов. Значит, там есть один или два входа и комнаты воинов, каждая со своей дверью. Мы должны застать их врасплох, подойти со всех сторон, чтобы не сбежала ни одна крыса.

— Как ты хочешь добиться этого? Подойти ночью и напасть с рассветом?

— Нет, с таким числом людей этого не сделать. Нас заметят или услышат... их успеют предупредить. Остается идти быстро. Говорят, что отсюда до Дан Уала день ходьбы. Если мы выйдем с рассветом и будем спешить — успеем раньше всякого гонца.

Интеб поглядел на пьющих мужей.

— Едва ли это им придется по вкусу.

— Ерунда. Взять дан, выиграть битву — только половина дела, мне нужен Темный Человек.

Когда они поднялись, небо еще оставалось черным. Слышались стоны и звучные пинки, которыми пробуждали к жизни самых пьяных. Эсон разрешил быстро перекусить и попить, и с первыми лучами солнца они уже оставили дан. Йернии выражали горькое сожаление относительно состояния усов и прически. Эсон обещал им, что перед битвой даст время, чтобы привести себя в порядок. Он сам задал темп — сперва они бежали легкой рысью, потом перешли на размашистый шаг. Легкий утренний дождь также огорчил франтоватых йерниев, но он стих к полудню, когда воины остановились возле реки, служившей границей земель обеих тевт. Холмы окружали ровное плато, тянувшееся до горизонта, и лишь изредка взгляд встречал редкие деревья. Они добрались до дома одного из отставных воинов тевты Дан Уала, попытавшегося сбежать в дан. Его перехватили и зарубили. Сделали короткий привал, съели все, что нашлось в доме, и отправились дальше. Вдали над равниной поднялась круглая стена дана, над которой завивался дым многочисленных очагов. К досаде Эсона, пришлось сделать еще одну остановку — чтобы йернии могли привести перед битвой в порядок усы и прически. Потом они двинулись дальше.

Воины Дан Уала поджидали их на валу — они успели получить предупреждение. Атакующие йернии остановились, выкрикивая оскорбления стоящим на валу воинам... Гнев мешал Эсону дождаться исхода ритуальной перебранки. Он выстроил своих микенцев в линию — но так, чтобы никто не мог подвернуться под меч соседу, и повел их вперед. Они спустились в ров и направились вверх по насыпи. Их встретил неожиданный град камней — йернии Уалы запаслись ими. Камни отскакивали от щитов и доспехов, не причиняя вреда. Микенцы поднялись вверх.

Пытавшихся сопротивляться сразу же перебили. Мечи мерно ходили вперед и назад, йернии гибли под ними. Даже шедший чуть позади Интеб умудрился высунуться из-за спины Эсона и погрузить острие меча в живот йерния. Меч вошел в тело легко, воин выронил топор и со страшным стоном упал на землю. Его руки, стиснувшие рану, мгновенно окрасились кровью. Ощутив легкую дурноту, Интеб решил держаться чуть подальше. И его чуть не сбили с ног союзники-йернии, воспылавшие воинственным духом при виде подобных подвигов.

Сражающиеся распались на отдельные группы, воины кричали, визжали, получали раны и умирали. Воинов Дан Уала было много — больше, чем в двух союзных тевтах, и они сражались отчаянно, спасая собственную жизнь. И победили бы, не будь здесь микенцев, беспощадно расправлявшихся с врагами. Те бились доблестно, но их убивали, и очень скоро уцелевшие не выдержали и обратились в бегство. Некоторые бросились через свои комнаты в женские помещения, победители с воем преследовали бегущих. Эсон ткнул мечом в спину одного из них, но легкий укол только ускорил бегство. Через спальные помещения они выбежали на балкон, вокруг с визгом разбегались женщины. Раненый йерний соскочил прямо на землю, Эсон в тяжелой броне мог лишь неторопливо последовать за ним по бревну с зарубками. Очутившись внизу, он бросился следом за раненым, укрывшимся теперь за высоким голубоватым камнем, поднимавшимся подобно колонне из земли. Скривившись от боли в ране, тот отбросил топор и, упав на землю, принялся молить о пощаде. Эсон огляделся — битва почти завершилась. Кое-где еще кружили схватившиеся воины — внутри и снаружи огромного полумесяца высоких камней, располагавшихся внутри дана. Но последние воины Дан Уала поняли, что побеждены, и побросали топоры. Битва закончилась.

— Отведи меня к Темному Человеку, — обратился Эсон к воину, распростершемуся перед ним на земле, ткнув его кончиком окровавленного меча. Поднявшись на ноги, воин поглядел на него круглыми и белыми, словно собственные волосы, глазами и направился ко входу в дан. Эсон держался у него за спиной, пока они продирались сквозь толпу ликующих йерниев. Те отпиливали кинжалами головы поверженных соперников. Со всех сторон доносились стенания женщин Дан Уала. Один из воинов-неудачников, так и не сразивший в бою противника, возмещал неудачу, взгромоздившись на одну из женщин — прямо между ранеными и убитыми. Вокруг стояли детишки, засунув пальцы в рот, и наблюдали.

Здесь была такая же черная дверь, как виденная Эсоном раньше, и тот же странный запах, — и хозяина снова не оказалось в комнате.

— Он должен быть тут! — заорал Эсон и, ударив краем щита в лицо, сбил воина на землю. Тот взвыл и постарался откатиться подальше, торопливо бормоча:

— Он был здесь, я знаю. Вас заметили, нас предупредили, — мы взялись за топоры. Может быть, он тогда и убежал... не бей меня больше — я не знаю, где он.

Гнев начинал отступать, и Эсон обретал понемногу способность думать. Темный Человек не мог уйти далеко: предупредили обитателей Дан Уала не так давно. Его нужно преследовать. Но куда он мог направиться? В следующий дан, к северу отсюда, в Дан Финмог? Где еще Темный Человек может найти убежище? Его нужно догнать. И Эсон пинком поднял воина на ноги.

— Вставай, веди меня в Дан Финмог. Кратчайшим путем.

На открытой равнине негде укрыться, и Эсон побежал, острием меча заставляя раненого йерния бежать перед собой. Они поднялись на небольшой пригорок и увидели, как вдали ровным шагом от них уходили три темные фигуры. Эсон издал победный вопль... и рванулся вперед, оставив йерния позади. Он бежал, как еще никогда не бегал, забыв об утомлении и о тяжелой броне, — так раззадорил микенца вид беглецов. Один из них — Темный Человек.

Оказавшись ближе, Эсон заметил, что двое из бегущих — женщины, юбки неуклюже хлопали их по ногам, спины отягощали мешки. Одна из них оглянулась и завизжала. Обе остановились на миг и с криками, побросав мешки, пустились бежать в противоположные стороны. Мужчина метнулся за одной, остановился, бросился к оставшимся на земле мешкам... и остался возле них. Он низко поклонился подбежавшему Эсону, потом выпрямился и, сложив ладони перед грудью, проговорил тонким шепелявым голосом:

— Приветствую тебя, о благородный Эсон, сын царя Перимеда, будущий царь Микенский. Приветствую тебя, Эсон.

Он был немолод и жирен, этот человек с оливковой кожей. Черная борода, в которой пробивалась седина, была завита и напомажена, как и длинные волосы, подстриженные над плечами. На нем была цветастая расшитая шапка без полей, плотно прилегавшая к голове. Темно-синее одеяние, расшитое черной нитью, доходило ему до лодыжек. С подола его свисали кисти, ими же была украшена накидка, наброшенная на плечи. С пояса свисал богато украшенный меч с самоцветами на рукояти. Когда человек потянулся к мечу, Эсон поднял свой. Но Темный Человек, вынув оружие из ножен, бросил его на землю перед Эсоном.

— Кто ты? И откуда знаешь меня? — спросил Эсон.

— Кто не знает Эсона, вершителя великих дел? Я — Сетсус, тот, кто поможет тебе.

— Ты — тот Темный Человек, что поднимал йерниев против меня. Пришло время твоей смерти. — Замахнувшись мечом, Эсон шагнул вперед. Сетсус отступил, глаза его расширились от страха, кожа побледнела.

— Нет, Эсон, нет, витязь из Арголиды, выслушай меня сперва. Я многое знаю и многое открою тебе. Вот золото, вот сокровища — они будут твоими. — Он упал на колени возле ближайшего мешка, раскрыл его трясущимися пальцами и протянул Эсону горсть золота. — Все это будет твоим, я могу быть тебе полезным.

— Откуда ты? И что делаешь здесь со своим золотом?

Сетсус чуть успокоился — смерть на какой-то миг отодвинулась от него. Он поднялся, не выпуская из рук золотых топоров и дисков.

— Я простой торговец, покупаю и продаю и тем зарабатываю себе на хлеб. Я из города Троя, он далек, настолько далек отсюда, что мне страшно думать об этом, тем более что я перестал быть там желанным гостем. Есть вещи, которые не должны беспокоить могучего воина: политика, скажем, или борьба за власть. Теперь здесь будут править другие, йернии не будут видеть в Сетсусе друга: он должен возвратиться домой на край света, чтобы спасти свою шкуру. Я бывал в далеких краях, странствовал по многим рекам, торговал в поселках и городах. И я пришел в эти края, в Дан Уала, где пересекаются торговые пути. С востока и юга приносят сюда янтарь, бронзу и драгоценности. Здесь оканчивается тропа, по которой альбии несут свое красное золото с зеленого острова. Здесь я и оставался, а мое скромное умение купить и продать помогало мне выжить.

— Ты лжешь, шмат грязного сала из зловонной Трои. Я знаю людей вашего города — языки их подобны змеиным. Правда не знакома вашим устам, ложь каплет с ваших намалеванных губ, словно дождь из облаков. Погляди-ка — или ты считаешь меня дураком? — Протянув руку, он вырвал небольшой топорик из рук троянца. — Двусторонний топор Атлантиды. Ты здесь служишь атлантам?

— Я торгую с Атлантидой, конечно: выгода есть выгода...

— Новая ложь. Ты здесь ищешь золото — сам же сказал об этом. А зачем тогда привез золото с собой? — Сетсус на мгновение потерял дар речи, Эсон сухо улыбнулся, понимая, что угодил в точку. — Пока я не пришел — ты был в Дан Дер Дак. Ты не торговал, ты следил за копью. Зачем тебе понадобилось мое олово? Что ты с ним сделал? — Вместе с воспоминанием о набеге проснулся гнев, и Эсон ткнул мечом в щеку троянца. Вниз поползла струйка крови.

— Ты все время следил за копью, а когда я ушел, ты велел гераманиям взять мое олово. Разве не так? — Он сильнее нажал на меч, тот рассек щеку троянца и заскрежетал по его зубам.

— Да! Великий Ваал, спаси меня, я скажу правду, истинную правду! Я знаю, я — дурной человек, только не убивай меня, милостивый Эсон. Я продал весть об олове гераманиям, и они пришли за ним, потому что знают ему цену, знают, что из него делают. Да, я брал подарки от Атлантиды, бедный человек не может отказаться от того, что ему предлагают. Атланты не хотят, чтобы в твоей копи добывалось олово на благо Микен. Но разве можно их в этом винить? Это же политика. Да, я ошибся, мне не следовало помогать им. Я все понял, могучий Эсон. Но я теперь буду другим. Я достаточно умен, чтобы склониться перед тобою, Эсон. Я помогу тебе, я очень полезный, я знаю так много.

— Нет, — холодно бросил Эсон, высоко занося меч. — Быстро же ты забыл о моих убитых родичах. Ты науськал на них йерниев. Умри же, троянец.

Завизжав, словно женщина, Сетсус повалился на спину, стараясь прикрыться рукой. Меч ударил прямо по запястью — и кисть, еще не выронившая золото, повисла на ленточке плоти. С ужасом троянец глядел на нее, заливаясь отчаянным воем, но повторный удар меча перерубил ему шею.