«Вопрос времени» (A Matter of Timing) (1965)

— И что сейчас будет? — спросил Джефф О’Хара, глядя красными от усталости глазами на деревянный ящичек с рядом разноцветных лампочек на крышке.

— Перехожу к демонстрации, — ответил Антонини. Его длинные узловатые пальцы заплясали по рядам кнопок на задней стенке ящичка, и ритмично заполыхали разноцветные огоньки. Откинув с лица длинные седые волосы, он сосредоточенно нахмурился. — Для управления колороматахромом требуется немалый опыт, почти искусство, которое состоит в том, чтобы обнаружить гармоничные колебания, почувствовать дисгармонию, а затем выбрать нужное сочетание... О! Я только что зафиксировал отклонение... оно все четче... Большой палец... на вашей правой руке... с ним что-то неладно...

— Там у меня заусеница, — проворчал Джефф, записывая несколько строк в блокнот. — Сложно не заметить.

— Заусеница? Я ее не видел, поскольку глаза мои, естественно, были закрыты. Но гармоничные колебания должны устранить изъян. Поближе к ящичку, пожалуйста. — Снова замелькали длинные пальцы и замерцали огоньки. — Сейчас начнется излечение, и ваша кожа восстановится.

— С большинством заусениц поступают проще, — сказал Джефф, покусывая свою. — Ладно, Антонини, можете выключать, я уже видел достаточно. По условиям нашего фонда вы имеете право на грант...

— Ага! — Антонини театрально выпрямился, сплетя пальцы на груди, и в глубоких темных глазницах вспыхнули огни. — Значит, вы верите! Осознаете ценность моего колороматахрома!

— Я осознаю, что это всего лишь груда мусора, а его работа — простой фокус, но мое мнение значения не имеет. А теперь, для документов, — как ваше имя?

— Вы меня оскорбляете! — взвизгнул Антонини, в негодовании размахивая руками. — Вы сомневаетесь в моей правоте, в моих открытиях, в моих поисках, чтобы надо мной посмеяться! Берегитесь, пока мои пальцы по своей собственной воле не вцепились в ваше лживое горло, источающее яд...

— Спокойнее! — глухо прорычал Джефф, расправляя под пиджаком мускулистые плечи.

Несмотря на средний рост, зарождающуюся лысину и возраст под сорок, он производил впечатление человека, с которым шутки плохи, — пять лет службы в морской пехоте наложили неизгладимый отпечаток. Антонини сразу же перестал размахивать руками и попятился.

— Вот так-то лучше, — сказал Джефф. — Как я уже вам говорил, это всего лишь мое личное мнение, о котором вы и спрашивали. На возможность выдачи гранта оно не влияет, не считая того, что я поместил вас в низшую категорию по причине явной бесполезности вашей штуковины. Вот вам пачка бланков, несколько конвертов с марками и адресами и брошюра с инструкциями. Читайте инструкции и в соответствии с ними заполняйте бланки отчетов. Их отправляйте по почте в последний день каждого месяца, а от фонда будут приходить чеки, в данном случае на сто долларов.

— За столь мизерную сумму я никогда не...

Тяжелый взгляд Джеффа заставил его замолчать, а затем прошелся по разваливающейся мебели и пыльным занавескам.

— Театральные представления оставьте для простаков. Судя по виду этой свалки, сто баксов — это на девяносто восемь больше того, что вы зарабатываете сейчас. Так что слушайте внимательно. Нас не интересует, скольких людей вам удалось или не удалось излечить на самом деле, — нас интересуют лишь подробные отчеты. Мы их тщательно проверяем. Если попадетесь хоть на малейшем преувеличении, на микроскопической лжи в описании результатов ваших процедур, вы будете немедленно исключены из нашего реестра без возможности восстановиться. Вам ясно?

— Более чем, — уныло ответил Антонини.

Он упал в кресло и начал просматривать брошюру с инструкциями, что-то бормоча. Джефф взглянул на часы и защелкнул дипломат:

— Если есть вопросы, звоните в фонд, номер на внутренней стороне обложки. А мне пора. Я жду междугородного звонка.

Свежесть ранней весны чувствовалась даже в пропитанном смогом воздухе городских улиц. Джефф свистнул, подзывая такси. Продолжая насвистывать, он толкнул внушительную тиковую дверь с золотыми буквами: «Комиссия по благотворительности, обслуживанию и контролю качества». Заметив его, Салли Паркер подняла взгляд от пишущей машинки.

— Засвистите по-другому, когда увидите, кто ждет в вашем кабинете, — сказала она.

— Никому не разрешается ждать у меня в кабинете.

— Похоже, умеренный образ жизни дурно влияет на память. «Мисс Паркер, — сказали вы мне, — если в мое отсутствие придет страдающий плоскостопием джентльмен в ботинках сорок пятого, пусть подождет в моем кабинете». Конец цитаты.

— Представитель закона? — Джефф задумчиво прищурился. — Интересно, что стряслось на этот раз? — Он вошел в кабинет и хмуро уставился на упитанного мужчину, который стоял у окна, держа руку в кармане пиджака. — Моя фамилия О’Хара. Чем могу помочь?

— Маннгеймер, детектив. — Незнакомец неуклюже вытащил левой рукой удостоверение и махнул им; правая оставалась в кармане.

— Рад познакомиться, сержант Маннгеймер. Что вы хотели?

— К нам поступила жалоба...

— На меня?

— Нет, на какого-то жулика по имени Акакака, который, как выяснилось, получает деньги от вашего фонда, и нам нужны некоторые сведения...

— Одну минуту, сержант. — Подойдя к ряду шкафов, Джефф вытащил ящик с табличкой «А — Д» и быстро просмотрел его содержимое, после чего вернулся к столу с папкой в руке и перелистал ее. — Да, помню его, приятный старичок, ему как минимум лет девяносто. Что вы хотите о нем узнать?

— Все. Если вы согласитесь передать нам эти документы, они станут ценным доказательством для суда.

— Этого я сделать не могу, сержант Маннгеймер. — Джефф закрыл папку и положил на нее руки. — Наша документация конфиденциальна. Я отвечу на все вопросы, на какие сумею, но к картотеке вас не допущу.

Будь Маннгеймер чуть внимательнее, он заметил бы, как внезапно похолодел тон О’Хары.

— На вас лежит гражданская ответственность! — прорычал детектив, нахмурившись так, что глаза-пуговки скрылись за бровями. — Этот Акакака — жулик, который якобы читает будущее. Он водит за нос простофиль, а вы его покрываете, О’Хара, и мы имеем право посадить вас в тюрьму вместе с ним как соучастника. Будьте с нами честны, и мы всегда вам поможем, но попробуйте только обмануть, и окажетесь за решеткой.

— Не пытайтесь меня запугать, фараон безмозглый! — рявкнул Джефф, бросая папку в ящик стола и щелкая замком. — Можно подумать, будто у вас самих все кристально чисто. Ввалились без ордера на обыск, пытались в мое отсутствие добраться до конфиденциальных документов, а это самое настоящее уголовное преступление.

— О чем это вы?

— Вы не вынимаете правую руку из кармана — вот о чем! Все мои шкафы надежно заперты. Любой, кто попытается их открыть, получает заряд несмываемой красной краски. Какого цвета ваша рука, Маннгеймер?

Детектив вскочил, и если цвет его руки оставался неизвестным, то лицо определенно побагровело.

— Я все про вас знаю, О’Хара, — заорал он, — но хотел обойтись с вами помягче. Это моя ошибка, и она не повторится. Мы следили за вами в центре города, да, следили, и добьемся...

— Ничего вы не добьетесь, кроме лишних неприятностей на свою дурную голову, — процедил Джефф, — поскольку я записываю наш разговор вместе с угрозами и прочим. К вашему сведению — и к сведению ваших партнеров из городского совета, — я позабочусь о том, чтобы они получили копию этой записи. У нас некоммерческий благотворительный фонд, организованный в соответствии с законами суверенного штата. Наша деятельность состоит в выплате грантов исследователям, отвечающим строгим условиям. Источник наших средств — находящееся в доверительном управлении имущество, оставленное покойным Вольфгангом Шлюсселем, трудолюбивым джентльменом, сделавшим небольшое состояние на свиных консервах. В возрасте сорока пяти лет у мистера Шлюсселя обнаружили рак желудка, и после того, как дорогостоящее лечение оказалось неэффективным, врач выписал дополнительный запас морфия и сказал пациенту, чтобы тот приготовил завещание и смирился с судьбой. Мистер Шлюссель написал завещание, но смиряться с чем бы то ни было не пожелал — он не бедствовал и любил жизнь. Не получив желаемого от обычной медицины, он решил искать иные, неординарные средства и в конце концов нашел среди болот Миссисипи женщину, которая вылечила его змеиным ядом...

— Шарлатанство!

— Мне уже приходилось слышать подобное. Так или иначе, врач мистера Шлюсселя назвал его излечение спонтанной ремиссией и забыл об этом. Но сам мистер Шлюссель ничего не забыл. Ему хотелось помочь людям, которые страдали так же, как и он, но, к несчастью, та женщина вскоре умерла. Мистер Шлюссель благополучно и плодотворно прожил еще десять лет, пока не пал жертвой инфекции желчного пузыря. К несчастью для него, шарлатанов, специализировавшихся на подобных болезнях, рядом не оказалось, и он умер, но завещал все свои деньги на основание фонда, который содействовал бы открытию иных лекарств и методик, способных облегчить страдания многим недужным. Следуя аргументированным советам высокооплачиваемых юристов, организацию создали именно в том виде, в каком вы застали ее сегодня. Это всего лишь исследовательский орган, который содействует открытиям в неизведанных областях и публикует результаты своих поисков. Мы даем грант каждому, кто занимается разработкой новых методик или изобретательской деятельностью и не может получить финансирование из других источников. Не имеет значения, если устройство или метод выглядит поддельным или бесполезным, — наша задача не в том, чтобы оценивать факты, но в том, чтобы попросту их собирать. Люди, получившие от нас гранты, представляют регулярные отчеты о своей работе, которые мы проверяем на точность изложения, но не более того. В конце каждого года объединенные результаты этих отчетов публикуются в виде книги. — Джефф взял со стола толстый том в темной обложке и показал разъяренному детективу. — Вот и все, чем мы занимаемся. Разработка и использование открытий — дело их авторов, так же как семейные проблемы и взаимоотношения с полицией. Все, что я мог бы рассказать вам о гуру Акакаке, содержится в этой книге, которая, вероятно, имеется у вас в полиции. Если нет, с удовольствием пришлю вам экземпляр. Это стоит всего семь долларов. Из книги вы узнаете все, что вам необходимо знать о КБОККе, Комиссии по благотворительности, обслуживанию и контролю качества.

— Да вы все шарлатаны! — взорвался детектив. — Шарлатаны из КБОККа помогают другим шарлатанам...

— Если вы не знаете других слов, сержант, то вам лучше уйти.

— Не шутите надо мной! — рявкнул Маннгеймер, ударяя кулаком по столу.

Кулак был правый. И ярко-красный.

— Ну вот, сами видите, — улыбнулся Джефф.

Детектив дрожал от ярости, лишившись дара речи и понеся поражение на всех фронтах. Похоже, какая-то искорка разума все же вспыхнула в его пропитанном адреналином мозгу, поскольку он с глухим рычанием лязгнул зубами, повернулся и, топая, выбежал из кабинета. Дверь плавно закрывалась сама с помощью специального механизма, так что сержант даже не сумел доставить себе крошечного удовольствия — громко ею хлопнуть.

Выйдя следом за ним, Джефф с удовлетворением увидел, как затворяется входная дверь. Салли сидела в наушниках и слушала запись разговора, то и дело качая головой или прищелкивая языком.

— Ну и выражения... — сказала она. — А вы не слишком-то были с ним вежливы.

— С чего бы? Все знают, что он член городского совета, известного своей продажностью, а я поймал его с поличным, когда он пытался копаться в моих документах. Давайте-ка взглянем на ваши ноги.

Продолжая слушать запись, Салли выставила ноги из-под стола и задрала юбку до колен. Симпатичный вид ее ног несколько успокоил гнев О’Хары — даже ужасный пурпурный цвет тонких чулок не слишком этому мешал.

— Как держатся? — спросил он.

— Сами видите. Я уже восемь месяцев ношу их на работу. Каждый день надеваю — и ни спущенных петель, ни разрывов, ни дыр.

— Может, если бы вы носили их дома, в трамваях, автобусах и так далее, они все же начали бы ветшать.

— Ни за что! — Она опустила юбку и убрала ноги под стол. — Мне и тут-то в них не очень, хотя никто не видит, но я делаю это лишь ради двадцати пяти долларов исследовательского гранта, который вы платите мне каждый месяц. На моих ногах эти чулки смотрятся просто кошмарно.

Джефф вынужден был признать, что так оно и есть. Бархатистая коричневая кожа Салли нисколько не гармонировала с пурпурной полоской.

— Как думаете, мистер Икс еще когда-нибудь придет? — спросила Салли.

Джефф пожал плечами — об этом он не имел ни малейшего понятия. Таинственный человек, именовавшийся в документах «мистером X», пришел однажды, сунул в руки Джеффу пакет с чулками, буркнул, что их вовек не сносить, и исчез. Больше о нем ничего не слышали, и никто не знал, из какого материала изготовлены чулки.

— Если позвонят из Эквадора, ответьте: «No hay reglas fijas»¹, — распорядился Джефф. — Мне нужно воспользоваться «горячей линией», и я не хочу, чтобы мне мешали.

— Принято, босс. No hay reglas fijas.

У себя в кабинете Джефф повернул выключатель, который запирал дверь, затемнял окна, генерировал высокочастотный шум в стенах, потолке и полу, препятствовавший подслушиванию, и отключал все внешние электрические и телефонные линии. Свет моргнул, переключаясь на питание от аккумуляторов. Выдвинув нижний ящик стола, Джефф достал обычного вида телефонный аппарат. Это была «горячая линия», телефон его собственного изобретения, который почти невозможно прослушать извне.

В офисном здании на другой стороне улицы стоял телефон, зарегистрированный на подставную фирму, арендовавшую офис. Его связывал с аппаратом Джеффа модулированный инфракрасный луч, невидимый и необнаруживаемый без соответствующего оборудования. Джефф не сомневался, что полиция уже прослушивает его обычные линии и знает, что он у себя в кабинете и, соответственно, не может незамеченным куда-либо позвонить. Так что полицейских ждал сюрприз. Нажав кнопку, он набрал номер, и телефон через улицу послушно набрал тот же самый номер для него. Услышав гудки, Джефф нажал кнопку разговора.

— Гуру Акакака слушает, — послышался высокий дрожащий голос.

— Кто-то навел на вас копов, — ответил Джефф и отключился.

Звонок, сделанный с помощью автомата на телефонной станции, был слишком короток, чтобы его отследить, но гуру получил предупреждение. Джефф слегка кривил душой, говоря сержанту, что никогда не вмешивается в дела получателей грантов от фонда. На самом деле ему этого совсем не хотелось, но порой вынуждали обстоятельства — как сейчас. Гуру, обаятельный старичок, специализировался на предсказаниях будущего, обычно открывая пожилым вдовушкам секреты биржевой игры и беря заранее процент с дохода, который они могли получить, последовав его советам. Если они теряли деньги, Акакака объяснял, что виной тому вредное излучение черных звезд из космоса и единственный способ их обмануть — еще раз попытать счастья на бирже. Бывало, какая-нибудь вдова заглядывала в свой банковский счет и вызывала полицию. Судя по всему, так случилось и в этот раз.

Полиция смотрела на подобные махинации весьма косо, хотя Джефф, следовавший иным правилам, не видел в них особого вреда. В конце концов, выиграть на бирже может любой, с помощью гуру или без него. К тому же в интересах фонда было, чтобы гуру Акакака оставался на свободе, — он не имел никакого понятия о биржевой игре, попросту читал перечни названий в ежедневной газете, но успех его предсказаний роста или падения акций далеко выходил за рамки случая. Возможно, он действительно видел будущее, и именно это Джеффу хотелось выяснить.

Джефф убирал телефон «горячей линии» обратно в стол, когда раздался приглушенный стук в массивную дверь.

Повинуясь мгновенному рефлексу, он нажал большим пальцем на панель под крышкой стола, и на ладонь упал револьвер тридцать восьмого калибра. Салли никому не позволила бы беспокоить Джеффа, когда он говорил по «горячей линии», даже если бы в здании бушевал пожар. Раз его все-таки потревожили, значит случилось нечто и впрямь серьезное, а опыт научил его, что в таких ситуациях револьвер в руке сто́ит двух в столе. Повернув отпиравший дверь выключатель, он прицелился сквозь тонкую фанеру передней стенки стола.

Дверь распахнулась, и в помещение ввалился потный толстяк, таща за собой протестующую Салли, которая лупила его тяжелой сумочкой.

— Спасите! — воскликнул толстяк, пытаясь прикрыть голову от ударов. — Мне нужно увидеться... с вами, мистер О’Хара... Простите, что помешал, но... это очень важно... Ой! — Сумочка угодила по уху.

— Можете отпустить его, верный страж. — Джефф убрал револьвер обратно в стол. — Это один из самых старых наших грантополучателей, доктор Юсабиус...

— Доктор Хэмпстед, если позволите. Кое-какие неприятности в Чикаго... ну и понимаете... новая фамилия...

— Прекрасно понимаю. Позвольте представить вам доктора Хэмпстеда, мисс Паркер.

— Он мог бы и подождать! — презрительно фыркнула Салли, хладнокровно поправляя прическу.

— Дело не терпит отлагательства, милая леди... Примите мои глубочайшие извинения. Пришлось спешить... Полиция...

— Кто-нибудь видел, как вы сюда вошли? — прервал его Джефф.

— Нет, я был крайне осторожен... хотя знаю, что за мной следили.

— Салли, не будете ли вы так добры занять свое место за машинкой и запомнить, что после ухода сержанта Маннгеймера никто здесь не появлялся.

— В таком случае я вполне заслуживаю премию на Рождество. За лжесвидетельство.

— И вы никогда не слышали ни о ком по имени доктор Хэмпстед.

Дверь за Салли закрылась, и посетитель едва успел устроиться в кресле, когда в селекторе послышался ее голос:

— К вам сержант Маннгеймер и еще один джентльмен.

— Пусть войдут, — ответил Джефф, нажимая кнопку, включавшую спрятанный под волосами Салли наушник. — Но не раньше чем через пятнадцать секунд!

Отключив селектор, он метнулся к шкафам.

— Как же я рад, что каждый день не похож на предыдущий, — вздохнул он, одновременно нажимая на ручки ящиков «К — Л» и «С — Т». Вертикальный ряд ящиков плавно скользнул вперед, открыв проход в комнатку. — Сюда, быстрее. Хоть там и тесновато.

Хэмпстед со стоном протиснулся в укрытие:

— Прошу прощения... что доставил вам хлопоты...

Джефф швырнул ему вслед оторвавшуюся пуговицу и вернул ящики на место, после чего возвратился к столу и взял с него папку. В то же мгновение открылась дверь.

— Где он?! — рявкнул Маннгеймер, вваливаясь в кабинет.

По пятам за сержантом следовал тип, внешне почти не отличавшийся от него, — такой же квадратный и плоскостопый.

— Прошу прощения?

— Меня не проведешь, О’Хара. Присутствующий здесь детектив Коварский видел, как сюда вошел шарлатан по имени Хэмпстед.

— Рад познакомиться.

— Никто не заметил, как он отсюда вышел, а у Коварского есть ордер на его арест. Где он?

— Явно не здесь. Говорите, его видели, когда он входил в этот кабинет?

— Нет, он вошел в здание, но куда он еще мог пойти, как не в ваш клуб чокнутых?

— Я не желаю больше слышать оскорблений в мой адрес или обвинений во лжи, сержант. — Голос Джеффа был холоден, словно сибирская ночь. — Наш разговор записывается, он будет использован в качестве доказательства в суде, если я решу подать против вас иск. Можете обыскать кабинет, и сами убедитесь, что здесь никого нет. Обыщите приемную, и обнаружите то же самое. Как видите, тут нет других дверей и комнат. А затем я попрошу вас выйти вон и больше меня не беспокоить.

Что-то бормоча и кипя от злости, детективы прошлись по двум комнатам, словно медведи по клетке, после чего удалились. Великодушно улыбнувшись, Джефф включил селектор:

— Бонус в тридцать долларов к празднику за не входящие в должностные обязанности услуги.

— Можете называть это подкупом за ложь, я не обижусь.

Снова заперев дверь, Джефф открыл шкаф и помог Хэмпстеду выбраться.

— Я уже не молод, — простонал Хэмпстед, опускаясь в кресло и утирая лоб аккуратно сложенным носовым платком. — Просто не могу снять с себя бремя служения человечеству, несмотря на все поношения и оскорбления. Сложность в том, что...

— Давайте по порядку, доктор. — Джефф положил на стол папку. — Сверим все данные, а потом продолжим. Вы упоминали, что больше не практикуете под фамилией Юсабиус?

— Хэмпстед. Доктор Хэмпстед, если позволите, по материнской линии.

— Хорошо, пусть будет Хэмпстед. Так, давайте посмотрим... Родился... учился... степень бакалавра по химии... доктор хиропрактики. Вы не получали других степеней со времени нашей последней встречи?

— Ну... собственно, одну получил. Меня удостоили звания доктора целительства.

— Это, видимо, с той фабрики дипломов в Канзасе? Сто баксов, и вы доктор по почте?

— Сто пятьдесят, мой мальчик. Что поделаешь — инфляция. Но документ в самом деле превосходный, натуральный пергамент.

— Так, вроде все... или хотите что-нибудь добавить про ваше лекарство для ног «Малыш-атлет»?

— Лучше бы вы не напоминали, дружище, об этой черной полосе в моей жизни. Учтите, во всем виноват мой ассистент — я никогда не добавил бы столько фенола в...

— Конечно, док.

— Последний пациент уже выписывается из больницы, пересадка кожи прошла успешно. Прошу вас, забудьте об этом неприятном инциденте. Сейчас я занимаюсь совершенно иным, облегчаю страдания человечества с помощью моей чудодейственной «Формулы двадцать один икс».

— Хотелось бы услышать об этом побольше. — Джефф достал из ящика бутылку древнего бурбона и два стакана. — Ваши гланды не возражают против небольшой профилактики?

— Мои гланды, как всегда, в полном здравии, — ответил Хэмпстед, быстро протягивая руку. — Но вот нервы поправить не помешает.

Причмокнув, он выдохнул, выпил полстакана и поудобнее устроился в кресле.

— «Формула двадцать один икс» — итог многолетнего корпения в лаборатории, плод моего гения, полностью отвергнутый закосневшим медицинским сообществом. Но мне уже приходилось нести подобное бремя. Будучи в долгу перед страждущим человечеством, я пожертвовал многим, чтобы основать небольшую клинику в бедном районе, где я специализируюсь на болезнях носа, горла и легких, почти эндемичных в данной местности в это время года.

— И как идут дела?

— До сегодняшнего дня шли превосходно! — Слегка покрасневшие глаза Хэмпстеда вспыхнули гневом, и он допил бурбон. — Каждый считает меня своим другом, и только один человек желает мне зла. «Формула двадцать один икс» настолько эффективна, что я берусь лишь за те случаи, с которыми не могут справиться остальные врачи. Подобным респираторным инфекциям особенно подвержены дети, и, когда они месяцами страдают без малейшего улучшения, а родители получают огромные счета, больных приводят ко мне. Я прописываю очистительную диету, дыхательные упражнения для вентиляции легких, полоскания для укрепления горла — и бутылочку «Формулы двадцать один икс». И все. Прием любого пациента стоит пять долларов, и матери плачут от радости, видя результаты моего чудодейственного лечения. Ко мне приходят богатые и бедные, включая детей троих наших городских полицейских, что отчасти объясняет, почему меня не преследуют. Но у меня есть враг, некий врач по фамилии Миган. Обманом завладев небольшим количеством «Формулы двадцать один икс», он проанализировал ее и заявил, что она не представляет никакой ценности — моя панацея, излечившая восемьдесят семь пациентов, которым он не сумел помочь!

— И он заявил на вас в полицию?

— Совершенно верно. — Хэмпстед мрачно уставился на дно пустого стакана. — И я боюсь, мне потребуются средства, чтобы перебраться в более дружелюбное место.

— Это можно устроить. — Джефф снова наполнил стаканы. — Но вы знаете правила предоставления гранта. Необходимы подробные отчеты, а в данном случае мне понадобятся сведения о ваших полосканиях, дыхательных упражнениях и очистительной диете. А также образец чудодейственной «Двадцать один икс».

— Я тщательно вел отчеты, как всегда, но они в моей квартире, в кабинете. Боюсь, полиция устроила там засаду.

— Придумаем способ их достать. Как насчет лекарства?

— Не уверен... это секретная формула...

— Но у вашего доктора Мигана уже есть образец, так что, если вы дадите мне другой, никакого вреда не будет.

— И все-таки...

Джефф вынул из запертого шкафа зеленый металлический ящик, поставил его на стол и открыл. Внутри лежало множество зеленых банкнот.

— Вот что мы сделаем. Фонд предоставит вам грант в размере двухсот долларов в месяц в течение года. Учитывая, что вы уже какое-то время работали над проектом, мы передвинем дату на год назад, так что вы сможете получить полную сумму сразу же. Две тысячи четыреста долларов.

Он вынул пачку банкнот и с хрустом ее согнул.

— По рукам! — Хэмпстед поставил на стол бутылочку с дымчатого цвета жидкостью.

За ней последовал помятый листок с инструкцией по применению.

— Подпишите бланк и поставьте дату. А потом подумаем, как вытащить отчеты из вашего кабинета.

Имевшийся в конторе запас еды — банка мясных консервов и коробка крекеров — вполне удовлетворил Хэмпстеда, а вечером Джефф оставил доктора взаперти за надежной дверью. Поскольку за Джеффом следили по крайней мере двое детективов, он отправился в один из самых дорогих ресторанов города — как ради собственного удовольствия, используя средства на представительские расходы, так и для того, чтобы заставить городскую казну пойти на некоторые траты. Судя по виду обоих полицейских, они любили хорошо поесть. Через четыре часа, съев семь блюд, выпив бутылку вина и выкурив хорошую сигару, он вздохнул, отодвинул стул и стряхнул с себя «хвост»: в последний момент вскочил в трамвай, пройдя через отель и проскользнув через кинотеатр. Потом вернулся кружным путем к себе в кабинет и разбудил храпящего Хэмпстеда.

— Я готов. — Хэмпстед облизнул пересохшие губы и потер заспанные глаза. — Может, еще по стаканчику напоследок?

Они выпили, и Джефф отметил различные пути проникновения в квартиру Хэмпстеда:

— Входная дверь отпадает, за ней наверняка следят. За выходом в переулок, скорее всего, тоже. Может, стоит пробраться через крышу с соседнего здания? Или по пожарной лестнице?

Хэмпстед глухо застонал:

— Надо подниматься на шестой этаж, а я уже немолод. Но это куда лучше, чем заниматься акробатикой на пожарной лестнице. Пошли?

— Одну минуту, мне нужно переодеться в рабочую одежду.

Хэмпстед с интересом наблюдал, как Джефф облачается в короткую черную куртку, завязывает шарф, скрывающий белую рубашку, надевает темные туфли на резиновой подошве и синий берет. Затем он примерил темные очки и фальшивые черные бороду и усы.

— Не слишком ли откровенно, мой мальчик? — спросил Хэмпстед. — Маскировка в стиле Шерлока Холмса и немого кино, вы лишь внимание к себе привлечете.

— Я надену это только после того, как привлеку к себе внимание. — Джефф засунул поддельную растительность в карман. — Незапатентованный метод О’Хары. Любой, кто меня в этом увидит, может сказать, что у подозреваемого моя походка, мое телосложение и вообще это могу быть я, но, пока меня не поймают — что я им вряд ли позволю, — до конца они уверены быть не могут. Идем.

Они спустились на автоматическом лифте в подвал. Джефф убедился, что вокруг нет уборщиков, и они углубились в серые и пыльные недра здания. Остановившись перед зеленой металлической дверью, Джефф достал связку ключей.

— Что мы тут делаем? — спросил Хэмпстед, показывая на жирную надпись на двери: «Высокое напряжение — не входить». Дальше следовало: «50 000 вольт — опасно», а также: «Городская электросеть». Угрожающий облик двери довершался большим черепом со скрещенными костями.

— Еще одно доказательство силы печатного слова, — ответил Джефф, отпирая и распахивая дверь.

Они вошли в следующий подвальный коридор, выкрашенный краской несколько иного оттенка. Когда дверь за ними закрылась, Хэмпстед с удивлением увидел, что предупреждающая надпись повторяется и по эту сторону.

— Где же электричество?

— Лишь в вашем воображении. Я приделал эту дверь к стене подвала в выходные, перед тем как должен был приступить к работе новый сторож. Он, естественно, воспринял ее как неотъемлемую часть здания и даже к ней не подходил. Как и работники городской электрической компании, которые вообще о ней не слышали. Пришлось лишь подождать несколько месяцев — техперсонал на таких работах сменяется быстро, — пока то же самое не произошло и в соседнем здании, а потом я проделал в стене дыру и обзавелся персональным входом. Это многоквартирный дом, так что мы просто выйдем из него как его законные жители.

Поднявшись на крышу четвертого из ряда соседствующих домов, они двинулись дальше в сторону квартиры Хэмпстеда, которая заодно служила ему и рабочим кабинетом. Холодный ветер бросал им в лицо хлопья снега, помогая маскироваться. Дверь на крыше оказалась заперта, но у Хэмпстеда был ключ. Оставив ее открытой на случай бегства, они тихо спустились на первый этаж.

— Кто-то может прятаться внутри, — прошептал Хэмпстед, когда они приблизились к его двери.

— Придется рискнуть, нам необходимы ваши отчеты.

Надев бороду и очки, Джефф открыл дверь и неслышно вошел. Руки он держал перед собой, но в квартире никого не оказалось.

— Вон там папки с отрывными листами. — Хэмпстед показал на темные очертания книжных полок.

Посветив карманным фонариком, Джефф нашел папки и перелистал содержимое — стандартные бланки отчетов КБОККа. Листы из папок переместились в его карман, и в то же мгновение послышался грохот, а дверь едва не слетела с петель.

— Выходите! — проревели из коридора. — Мы знаем, что вы там!

— Попались! — выдавил Хэмпстед.

— Куда ведут эти окна? — прошипел Джефф.

— Во двор.

— Пошли! — сказал Джефф, открывая окно.

Дверь содрогнулась от очередного удара, и верхняя петля со скрежетом подалась.

— Еще немного, и они будут здесь! Вы первый, док!

Хэмпстед спрыгнул с восьмифутовой высоты во двор. Джефф не дал ему упасть, крепко держа за руку. Едва ученый приземлился, дверь с треском и грохотом слетела с петель и в помещение ворвалась громадная туша сержанта Маннгеймера.

— Стоять! Я вас вижу! Стоять, я сказал!

Джефф перекатился через подоконник и свалился на землю, надеясь, что не сломает ногу. Приземлившись по-кошачьи, он вскочил и потащил Хэмпстеда к воротам, ведущим в переулок. Они преодолели полпути, когда в окне появился детектив.

— Стоять, или стреляю!

Они были уже за углом, когда позади раздался первый выстрел и в темноте свистнула пуля. Послышался грохот металла и хриплый возглас.

— Похоже, Маннгеймер налетел на мусорные баки, которые мы благополучно миновали! Это его задержит. Пора прибавить скорости, док. Еще раз за угол, и мы в безопасности.

— Простите... боюсь, я не смогу... Похоже, у меня проблема...

Хэмпстед ковылял все медленнее, и Джеффу приходилось чуть ли не волочь его на себе. Вот ученый окончательно остановился и осел, прислонившись к стене и тяжело дыша:

— Сердце... Похоже, дальше мне не уйти. Не могли бы вы... у меня в кармане... нитроглицерин...

Достав упаковку таблеток, Джефф вложил две в рот Хэмпстеду. Послышался полицейский свисток и топот бегущих по переулку ног.

— Идите, Джефф. Все будет в порядке... а отдых в тюрьме мне сейчас не помешает. Какой смысл нам обоим...

Джефф поколебался, глядя, как из-за угла появляется яркий луч фонаря.

— Не беспокойтесь, — сказал О’Хара, — мы все равно выкрутимся. И ваши записи нам в том помогут.

Повернувшись, он выскочил из освещенного круга и бросился бежать по переулку. Даже если бы Джефф остался, Хэмпстеду это ничем бы не помогло, но, пока О’Хара сам на свободе, можно сделать еще очень многое.

Но он слишком долго медлил. В очередной раз свернув за угол, Джефф услышал новые свистки, спереди и с боковых улиц. По сути, он оказался в ловушке.

— Что-то я начинаю уставать от всей этой беготни, — пробормотал Джефф.

Сорвав шарф, он утер им пот с лица и бросил на тротуар. Туда же полетели берет, очки в роговой оправе и накладная борода. Затем он быстрым движением выскользнул из темной куртки, выворачивая ее наизнанку. Другая ее сторона была из белого нейлона, с подвернутыми полами, державшимися на нескольких стежках. Джефф разорвал нитки, и полы упали, превращая куртку в плащ до колен.

Шагнув к обочине, Джефф запихал маскировочные средства в открытый канализационный люк, после чего не спеша зашагал в ту сторону, откуда только что пришел. Достав на ходу из кармана сплющенную фетровую шляпу, он расправил ее и надел. То была итальянская борсалино, единственная несминаемая шляпа в мире. Из другого кармана он вынул трубку, уже набитую табаком и снабженную электрическим поджигом, и, нажав скрытую кнопку, глубоко затянулся. Проходя под уличным фонарем, он выпустил большой клуб дыма, и тут же сзади донесся тяжелый топот сержанта Маннгеймера, за которым следовал полицейский в форме. Маннгеймер пробежал было мимо, но взглянул на лицо Джеффа и тут же замер.

— Вы арестованы, О’Хара! Вам не уйти! — проскрежетал он, хватая Джеффа за руку.

Джефф спокойно попыхивал трубкой, не говоря ни слова, пока не появился сопровождавший сержанта полисмен.

— О чем вы, Маннгеймер? У вас есть ордер на арест? А если даже и есть — в чем меня обвиняют?

— У меня нет ордера, О’Хара, но я собственными глазами видел, как вы лезли из окна, помогая шарлатану Хэмпстеду сбежать!

— Этого просто не может быть, поскольку я еще не дошел до жилища доктора Хэмпстеда. Как выглядел человек, которого вы приняли за меня?

— Да бросьте, я же вас видел! С накладной бородой, в очках, в черной куртке и берете... — Сержант не договорил, заметив белый плащ и серую шляпу.

— Человек, которого вы видели, тоже курил трубку? — спокойно спросил Джефф.

В наступившей тишине отчетливо послышался скрежет зубов Маннгеймера.

— Возможно, вы ошиблись в темноте, сержант, — после долгой паузы сказал полицейский в форме. — Этот парень нисколько не подходит под ваше описание, к тому же он шел в другую сторону. Вряд ли это он.

— Совершенно верно, офицер, — кивнул Джефф, показывая трубкой на ряд темных дверей по другую сторону улицы. — Между прочим, я видел, как подходящий под ваше описание человек вбежал в одно из тех зданий. Возможно, это именно тот, кого вы ищете.

— Это вам так с рук не сойдет! — прохрипел Маннгеймер, не отпуская Джеффа. — Вы все равно окажетесь за решеткой, и мы выбьем из вас всю правду.

— Что ж, пожалуйста, — спокойно сказал Джефф. — Но потом я подам на вас в суд за неправомерный арест, а присутствующий здесь офицер даст показания, что я нисколько не похож на вашего подозреваемого, и я еще представлю аудиозаписи, подтверждающие вашу предвзятость и постоянные попытки мне досадить. Вы проиграете дело. И если даже вас не уволят со службы, то понизят до рядового топтуна и пошлют в такое захолустье, что в участок придется звонить по межгороду.

Сержант Маннгеймер медленно отпустил руку Джеффа, издавая горловые нечленораздельные звуки.

— Ну вот и хорошо. — Джефф выпустил клуб ароматного дыма и зашагал прочь.

За углом он ускорил шаг, на случай если сержант вдруг передумает. Наличие в карманах отчетов Хэмпстеда, а также кое-чего еще объяснить было бы непросто, но он надеялся, что вся эта история умрет естественной смертью. Джефф свистом остановил такси, и мгновение спустя оно уносило его прочь, туда, где ему ничто не угрожало.

Навстречу, мигая огнями и воя сиреной, пронеслась «скорая помощь», и Джефф вдруг вспомнил, что оставил Хэмпстеда в беде. Высадившись из такси у своей конторы, он расписался в книге ночных дежурств в вестибюле и направился к себе в кабинет. Раскладывая на столе листы с отчетами, он другой рукой набирал телефонный номер.

— Чего надо? — спросил гнусавый голос сквозь грохот музыки и нестройное пение.

— Блэкстоун у вас?

— Он всегда у нас, когда заведение открыто.

Телефон ударился обо что-то твердое. Джефф продолжал читать отчеты, пока в трубке не послышался приятный баритон:

— Энтони Дж. Блэкстоун слушает, с кем имею честь?

— Это Джефф. У меня для вас срочная работа. Будьте готовы ко всему — у вас появился новый клиент.

— Вообще-то, Джеффри, у меня есть и другие неотложные дела.

— Надраться вы сможете и завтра. Да и сегодня ночью; если что, клиентами будет кому заняться. Речь идет об официальном деле КБОККа, и за вашим клиентом стоит наш фонд.

— Вот это уже совсем другой разговор, Джеффри. Подробности?

С таким адвокатом, как Блэкстоун, Хэмпстед мог рассчитывать на любую дозволенную законом защиту, а может, и на чуть большую. Покончив с этим, Джефф наконец сосредоточился на отчетах. К трем часам ночи он разрешил себе немного расслабиться и налил в стакан на четыре пальца контрабандного виски. Стоя у окна, он смотрел на спящий город и раскладывал по полочкам выясненное.

Первое: Хэмпстед вел подробные записи обо всех своих пациентах, а также отмечал с их слов, сколько времени они безрезультатно лечились у других врачей.

Второе: все пациенты безуспешно лечились у других врачей от одной до восьми недель.

Третье: все пациенты Хэмпстеда страдали острой простудой, сопровождавшейся лихорадкой и болью в горле.

Четвертое: все пациенты выздоровели.

Многое зависело от правдивости отчетов Хэмпстеда, но это можно было проверить. Джефф не сомневался в их подлинности с тех самых пор, как Хэмпстед начал получать гранты КБОККа. От большинства его снадобий было крайне мало пользы, но отчеты всегда отличались скрупулезной точностью. Шансы на то, что верны и последние, были весьма высоки, и в таком случае Джефф знает, что делать.

К рассвету он уже составил план действий. Побрившись, он принял несколько таблеток кофеина, запил их амфетамином с небольшим количеством бурбона и почувствовал, что готов. Джефф надел чистую рубашку, табачного цвета костюм, большие черные ботинки на толстой подошве, с квадратными носами и легкую серую фетровую шляпу. Сделав на офисном ксероксе копии отчетов Хэмпстеда, он сунул их в карман вместе с бутылочкой «Формулы 21-X» и вышел.

За стимуляторами последовали обильный завтрак и четыре чашки крепкого кофе. Когда он закончил, город вокруг уже просыпался. Позвонив в бар «Последний шанс», он выяснил, что Блэкстоун вернулся с добрыми известиями: доктор Хэмпстед прекрасно себя чувствует и крепко спит в тюремной больнице. Джефф отправился на такси в коммерческую лабораторию, где оставил «Формулу 21-X» для анализа, а затем поехал в больницу, там как раз начинался утренний прием.

— Мне к доктору Мигану, — сказал он медсестре, пристально глядя на нее и не обращая внимания на разномастное сборище пациентов в приемной.

— Я запишу вас, сэр, но придется подождать своей очереди.

— Я лейтенант О’Хара, — бросил Джефф, взмахивая перед ней бумажником с золотым жетоном, — и здесь нахожусь по служебной надобности.

— Да, конечно, лейтенант, одну минуту. — Она поспешила в кабинет.

Войдя следом за ней, Джефф показал жетон Мигану:

— Доктор, я бы хотел получить у вас некоторые сведения о так называемом докторе Хэмпстеде, арестованном вчера вечером. Насколько нам известно, вы можете помочь.

— Всегда рад, лейтенант. Прошу вас, садитесь.

Доктор Миган сплел пальцы на столе, терпеливо ожидая вопросов, — пожилой, чисто выбритый, надежный семейный доктор, привыкший к банальным жалобам пациентов и достаточно опытный, чтобы при необходимости направить их на специализированное лечение. Вздохнув, Джефф разложил перед собой копии отчетов:

— Мы обнаружили, что этот Хэмпстед лечил некоторых ваших пациентов. Надо понимать, без вашего разрешения или одобрения?

— Конечно.

— Не могли бы вы рассказать кое-что о них?

— С радостью помогу, чем смогу.

— Хорошо. Например, Мария Чавес, девяти лет, — от чего вы ее лечили перед тем, как она пошла к Хэмпстеду?

— Одну минуту. — Доктор Миган развернулся в кресле и перелистал карточки в ящике на соседнем столе. — Да, маленькая Мария. Я ее помню, но хотел удостовериться. У нее был инфекционный мононуклеоз, весьма тяжелый случай.

— А Золтан Кадьир, пяти лет?

— Так... Да, тоже инфекционный мононуклеоз.

Джефф проверил еще пятерых, получив тот же ответ, и наконец спросил:

— Может быть так, что Хэмпстед лечил лишь тех ваших пациентов, которые страдали от одной и той же болезни?

— Вполне вероятно. Была суровая зима, и инфекционным мононуклеозом в наших краях болели многие.

— Не могли бы вы просветить меня, что это такое? Я далек от медицины.

— Конечно. Это инфекционное заболевание, характеризующееся внезапным началом и острым течением, сопровождающееся болями в горле, шейной лимфаденопатией и перемежающимися фебрильными эпизодами...

— Хватит, доктор! Я ничего не понял уже после болей в горле.

— Можно сказать проще: распухшие шейные железы и лихорадка, — улыбнулся Миган.

— Да уж, приятного мало. Могу понять, почему родители тревожились, когда эту хворь подхватывали их дети. Хэмпстед утверждает, что вылечил всех.

Впервые за все время разговора профессиональное спокойствие оставило доктора Мигана — для него это была больная тема.

— Это обманщик, мошенник! Инфекционную болезнь невозможно излечить полосканиями, дыхательными упражнениями и его фальшивым снадобьем, которое на самом деле всего лишь сладкая вода с добавкой антигистаминов и обычного средства от насморка, вроде тех, что можно найти в любом дешевом сиропе от кашля, который продается без рецепта.

— Значит, средства Хэмпстеда не могут излечить инфекционный мононуклеоз?

— Никоим образом! Разве что сделать еще хуже.

— У меня есть сведения, что вы получили образец лекарства Хэмпстеда и проанализировали его.

— Да, вот он. — Доктор достал из ящика полупустой пузырек и лист бумаги. — А вот и отчет из лаборатории. Я давно считал, что этот шарлатан угрожает здоровью общества, и, поскольку власти никак не пытались его остановить, провел расследование сам. У моей восьмилетней племянницы тяжелый случай инфекционного мононуклеоза, и я попросил ее мать сводить девочку к Хэмпстеду. Так я получил этот образец.

— Вы позволили шарлатану лечить малышку?

— Нет, конечно, я лишь хотел добыть «Формулу» Хэмпстеда. Ее я оставил себе.

— Значит, ваша племянница выздоровела?

— Как я уже сказал, у нее тяжелый случай, с трудом поддающийся лечению. Она все еще больна.

— Судя по всему, лекарство Хэмпстеда помогло всем его пациентам, так что вряд ли оно бы повредило...

— Лейтенант О’Хара, вы не медик, — бросил Миган, гневно раздувая ноздри. — Я же не учу вас вашей профессии, так что и вам не стоит учить меня моей. Ни один квалифицированный врач ни при каких обстоятельствах не счел бы эту чушь настоящим лекарством.

— Но...

— Всего хорошего, лейтенант. Меня ждут пациенты.

Джефф взял шляпу и вышел. Открыв дверь, он столкнулся лицом к лицу с вытаращившимся на него сержантом Маннгеймером.

— Доброе утро, сержант. Уверен, доктор вас примет.

Обойдя застывшую на пороге массивную тушу, Джефф отправился дальше. Он жалел, что не может услышать предстоящий разговор, в котором наверняка будет упомянута фамилия О’Хары, но у него имелись дела и поважнее.

Прежде всего он зашел в лабораторию, где его уже ждали результаты анализа. Он прочитал их в такси. Похоже, «Формула 21-X» Хэмпстеда представляла собой именно то, о чем говорил доктор Миган. Получив от водителя сдачу, Джефф поднялся по серым гранитным ступеням и нырнул в телефонную будку.

— Комиссия по благотворительности, обслуживанию и контролю качества, доброе утро.

— Говорит ваш работодатель. Что нового?

— Рад, что вы позвонили, мистер Синкович. Возможно, вам удастся найти адвокатов мистера О’Хары. Тут двое полицейских, и они говорят, что хотят его арестовать.

— Так я и предполагал, но, как мне кажется, он запросто выкрутится, сам притворившись полицейским. Верно?

— Верно.

— Займите их чем-нибудь. В крайнем случае покажите свои ноги. Меня не будет до завтра, и к тому времени либо все разрешится, либо я заработаю девяносто девять лет каторги.

— Удачи вам, мистер Синкович. Гвардия умирает, но не сдается.

— Так сказал генерал Камброн при Ватерлоо в тысяча восемьсот пятнадцатом, но сам он умер только в тысяча восемьсот сорок втором, и французы проиграли сражение — что подтверждает либо одно, либо другое.

Повесив трубку, он вошел в библиотеку Медицинского центра, намереваясь во всех подробностях изучить историю, способы лечения и симптомы инфекционного мононуклеоза, чтобы иметь возможность говорить на равных со специалистами, которых он собирался нанять. Если в лекарстве Хэмпстеда содержится хоть что-то полезное, оно будет обнаружено, и данный факт станет серьезным аргументом защиты в суде. Джефф не рассчитывал в одночасье обнаружить золотую жилу, но именно так и случилось.

— Эврика! — прошептал он, глядя на лежавшую перед ним газетную вырезку.

Пока делалась ее копия, он вернулся в телефонную будку и сквозь толпу завсегдатаев и обслуги «Последнего шанса» пробился к Блэкстоуну.

— Как дела? — спросил Джефф.

— Лучше, чем я предполагал, Джеффри, но все равно плохо. Собственно, никто особо не хочет сажать Хэмпстеда в тюрьму, учитывая его больное сердце и невинный вид. К тому же, что еще более важно, у одного из надзирателей и нескольких полицейских он успешно вылечил детей. Уверен, если кое-кого подмазать, мы вытащим его с условным сроком и штрафом. Вот только обвинения со стороны некоего врача осложняют задачу.

— Подразумеваете доктора Мигана?

— Вы прекрасно осведомлены.

— А если Миган откажется от обвинений, тогда есть шанс?

— В таком случае могу гарантировать, что самое большее через неделю счастливый мистер Хэмпстед будет греть спину под флоридским солнцем.

— Действуйте, адвокат. Мяч на вашей стороне.

Повесив трубку, Джефф поспешил на поиски очередного такси. На этот раз его походка была чуть более пружинистой — после долгой ночи предстоял еще более долгий день, но конец пути был уже виден.

— Что вам тут нужно, самозванец? — сердито спросил доктор Миган входящего в кабинет Джеффа и потянулся к телефону.

— Пришел поговорить с вами, доктор. Я вовсе не самозванец, и можете положить трубку — ваша медсестра уже позвонила в полицию, сообщив о моем приходе. Прежде чем сюда явятся копы, мы успеем побеседовать.

— Мне нечего сказать тому, кто назвался лейтенантом полиции и показал фальшивый жетон.

— Все было не так. Я представился как лейтенант О’Хара, и это соответствует действительности: я состою в резерве морской пехоты. В Англии офицеры используют звания в гражданском обиходе, но, похоже, здесь мне придется от этой привычки отказаться, поскольку она ведет к недоразумениям. А жетон у меня вместо визитки. — Он раскрыл на столе бумажник, и доктор Миган удивленно прочитал: «Джеффри О’Хара, директор фонда КБОКК». — Но сейчас все это не важно. Куда важнее обсудить ваши обвинения против Хэмпстеда, чье единственное преступление состоит в том, что он опередил свое время.

— Тут нечего обсуждать.

— Думаю, есть что. Позвольте задать один вопрос: что может сделать пациент, если доктор поставил ошибочный диагноз и предложил неэффективное лечение?

— Может подать в суд за халатность.

— Учтите, доктор, — это вы сказали, не я. А теперь позвольте прочитать выдержку из итогового доклада собрания Американской коллегии аллергологов. Она касается псевдомононуклеоза, недавно обнаруженного заболевания, клинически неотличимого от инфекционного мононуклеоза...

— Дайте взглянуть. — Доктор Миган потянулся к вырезке.

По мере того как он читал, морщины на лице становились все глубже, а когда он медленно положил вырезку на стол, стало ясно, что он настоящий старик.

— Видите ли, доктор, — как можно вежливее сказал Джефф, — Хэмпстед лечил болезнь, которую вы не распознали. Как вы могли заметить, рекомендованное лечение от псевдомононуклеоза в своей основе точно такое же, как от любой хронической носоглоточной аллергии: средства от насморка, соляные промывания, препятствующие вторичным инфекциям и болям в горле, повышение окружающей влажности. Иначе говоря — принимайте «Формулу двадцать один икс», почаще открывайте окна и полощите горло.

— Но... это собрание состоялось всего несколько месяцев назад. Новых публикаций и лекарств слишком много, за всем просто не уследить...

— Сегодня чуть раньше вы говорили мне другое — про черное и белое. Вы всегда правы, а шарлатаны всегда ошибаются. Но единственная ошибка данного шарлатана заключается в том, что он слегка опередил время. Аллергологи немало потрудились, чтобы обнаружить эту болезнь, но они ошибались, называя ее новой. Она уже существовала какое-то время, иначе врачи не смогли бы выявить ряд ее случаев, а Хэмпстед не смог бы лечить ее. Вы справились со всеми случаями истинного мононуклеоза, но вам не поддалась внешне похожая на него болезнь. Вероятно, то же самое имело место и у других врачей. Потом Хэмпстед занялся теми случаями, что оказались вам не по зубам, и добился стопроцентного успеха. Вы говорили мне, что шарлатан всегда не прав, но в данной ситуации не правы оказались вы, не став выяснять, насколько реальны применяемые им средства. Так что помогите ему. Он уедет из этого штата и никогда вас больше не побеспокоит, если вы откажетесь от обвинений против него.

— Я... не могу...

— У вас было восемьдесят семь пациентов, которых вы подвергли неправильному лечению и которых поставил на ноги Хэмпстед. Вряд ли они будут рады видеть, как вы свидетельствуете против него в суде, а ведь за ними стоят восемьдесят семь возможных обвинений в халатности.

— Вы мне угрожаете, сэр?

— Вовсе нет, просто излагаю факты. И последнее. Вы будете лечить вашу племянницу средством, рекомендованным коллегией аллергологов, а ведь это и есть средство Хэмпстеда, то самое, в применении которого вы его обвиняете. Разве это честно?

Пауза затягивалась. В кабинете было столь тихо, что отчетливо слышалось тиканье огромных старинных часов. Затем доктор Миган вздохнул, признавая свое поражение:

— Я отказываюсь от обвинения. У меня действительно нет выбора.

— Разумное решение, доктор. Поздравляю. Полагаю, вы сами увидите, что всем, и вам в том числе, от этого будет только лучше.

Послышался стук в дверь. Джефф встал и открыл, улыбнувшись при виде багровой от злости физиономии:

— Входите, сержант Маннгеймер. У меня для вас немало интересных новостей.

«Выдержка из статьи, опубликованной в "Медикал трибьюн" >от 27 марта 1964 года

Найден вид аллергии, полностью схожий клинически с инфекционным мононуклеозом.

Майами-Бич, Флорида. На состоявшемся здесь Двадцатом ежегодном конгрессе Американской коллегии аллергологов врач из Массачусетса описал псевдомононуклеоз аллергического происхождения, — очевидно, это новая болезнь, клинически неотличимая от инфекционного мононуклеоза.

Доктор Бернард А. Берман из Бруклина, Массачусетс, сообщил о ее проявлениях у шестнадцати детей, из которых все выздоровели после аллергической терапии.

По его словам, наиболее важные клинические признаки данного синдрома — постоянные боли в горле, шейная лимфаденопатия и перемежающиеся фебрильные эпизоды, типичные также для инфекционного мононуклеоза. Клинические симптомы, однако, различаются в двух отношениях: отсутствие спленомегалии и высокий процент атипических лимфоцитов.

Возраст шестнадцати пациентов составлял от четырех до десяти лет, и среди них было равное число мальчиков и девочек. Большинство болели в течение двух — четырех месяцев и по этой причине пропустили много занятий в школе.

Он также добавил, что существенное влияние на патогенез данной болезни оказывают внешние условия, такие как относительная влажность. Все дети, кроме одного ребенка, жили в домах, обогреваемых принудительной системой подачи горячего воздуха, сильно снижающей влажность. Почти все почувствовали себя лучше после того, как относительная влажность была повышена до достаточного уровня.

Лечение псевдомононуклеоза, по его словам, в своей основе не отличается от лечения хронической носоглоточной аллергии, при которой принимаются традиционные средства от насморка и делаются соляные промывания, препятствующие вторичным инфекциям и болям в горле».

Примечания

1. Определенных правил нет (исп.).