Глава 1

Амахасг уже проснулся, когда первый свет приближающейся зари появился из-за океана. На его фоне были видны только самые яркие звезды. Амахаст знал. Откуда они берутся: это были души умерших охотников, которые поднимались на небо каждую ночь. Но сейчас даже эти последние, самые отважные и хитрые охотники, бежали от восходящего солнца.

Это было горячее солнце далекого юга, разительно отличавшееся от северного солнца, слабо розовевшего в блеклом небе под заснеженными лесами и горами. Это было совершенно другое солнце. Сейчас до его восхода рядом с водой быдо прохладно, но днем жара вернется вновь. Амахаст почесал искусанную насекомыми руку и стал ждать рассвета.

Из темноты медленно появилась их деревянная лодка. Она была вытащена на песок за линию сухой травы и пустых ракушек, означавших границу прилива. Рядом с ней можно было уже различить темные силуэты спящих членов его саммад, четверо из которых отправились с ним в это путешествие. Тут же он с горечью вспомнил, что один из них, Дикен, умирает и скоро их останется только трое.

Один из мужчин медленно поднялся на ноги, тяжело опираясь на свое копье. Это был старый Огатир; руки и ноги его одеревенели и болели от сырой земли и холодных зим. Амахаст тоже встал, держа копье в руке. Двое мужчин встретились и вместе направились к ямам с водой.

— День будет жарким, курро, — сказал Огатир.

— Здесь все дни жаркие, старик. Солнце будет поджаривать нас на медленном огне.

Медленно и осторожно шли они к темной стене леса. Высокая трава шелестела под утренним бризом, первые проснувшиеся птицы перекликались на деревьях. Какое-то животное рылось под низкими пальмами в поисках травы. Охотники с вечера углубили ямы, и сейчас они были полны чистой воды.

— Пей в волю, — сказал Амахаст, повернувшись лицом к лесу. За его спиной Огатир, тяжело дыша, опустился на землю и начал пить.

Из темноты между деревьями еще вполне могли появиться ночные животные, поэтому Амахаст стоял с копьем наготове, вдыхая влажный воздух, наполненный запахами гниющих растений и слабым ароматом ночных цветов. Закончив, старик занял его место и дал напиться Амахасту. Глубоко погрузив лицо в прохладную воду, тот брызгал водой на свое обнаженное тело, смывая грязь и пот прошедшего дня.

— Сегодня вечером у нас должна быть последняя стоянка, а завтра утром нужно возвращаться, возвращаться тем же путем, — сказал Огатир через плечо, продолжая вглядываться в кусты и деревья.

— Я понял тебя. Но не думаю, что несколько дней могли что-нибудь изменить.

— Пришло время возвращаться. Каждый закат я завязывал на своей веревке узлы. Дни становятся короче, закаты приходят все быстрее, с каждым днем солнце слабеет и не может подняться высоко в небо. И ветер начинает меняться, даже вы должны замечать это. Все лето дул с юго-востока, а теперь нет. Ты помнишь прошлогодний шторм, который едва не потопил лодку и свалил деревья в лесу? Шторма приходят в это время. Мы должны возвращаться. Я запоминаю все это, завязывая узлы на своей веревке.

— Я знаю это, старик, — Амахаст расчесал пальцами мокрые пряди своих нестриженых волос. Они доходили у него до плеч, а влажная светлая борода лежала на груди. — Но я знаю и то, что наша лодка пуста.

— Есть же сушеное мясо...

— Этого мало. Нам нужно больше, чем было прошлой зимой. Охота была плохой, и потому мы должны идти на юг дальше, чем заходили прежде. Нам нужно мясо...

— Еще один день, потом мы должны возвращаться. Всего один день. Тропа в горах трудна и путь длинный.

Амахаст ничего не сказал в ответ. Он уважал Огатира за его знание верных дорог, умение делать оружие и находить магические растения. Старик знал ритуалы, необходимые для подготовки к охоте, и песни, которые отгоняли души умерших.

Он собрал все знания своей жизни и жизни тех, кто были до него, то, что ему рассказали, и то, что он помнил сам, что можно было прочесть по восходящему утром и садящемуся вечером солнцу и многое другое. Но было и кое-что, о чем старик ничего не знал, и это беспокоило Амахаста, который требовал ответов.

Причиной этого были зимы, суровые зимы, которые, казалось, не имели конца. Уже дважды должна была наступить весна, дни становились длиннее, а солнце горячее — но весна не приходила. Глубокий снег не таял, а лед на реках оставался твердым. Потом начался голод. Олени и гигантские олени двинулись на юг, покидая свои привычные долины и горные луга, оказавшиеся теперь в ледяных объятиях зимы. Когда людям стала угрожать смерть от голода, он повел свой саммад вслед за животными, вниз, на широкие равнины. И все же охота была плохой, и стада поредели от ужасной зимы. Но не только у их саммад были эти проблемы. Другие саммад тоже охотились здесь, причем не только те, с которыми они были связаны союзом, но и такие, которых его люди никогда прежде не видели. Все саммад принадлежали к роду тану и никогда до этого не воевали между собой. Но теперь они делали это, и кровь тану окрасила острые каменные наконечники их копий.

Это беспокоило Амахаста также сильно, как бесконечная зима. Копье должно служить для приготовления пищи. Тану никогда не убивали тану. Чтобы не совершать этого преступления самому, он увел саммад прочь с холмов, двинулся навстречу утреннему солнцу и не останавливался до тех пор, пока они не достигли соленых вод великого моря. Он знал, что северные дороги закрыты, что лед сковал океан, и только парамутаны — люди кожаных лодок — могут жить на этой замороженной земле. Дороги на юг были открыты. Но здесь, в лесах и джунглях, где никогда не падал снег, были мургу. А там, где они были, была смерть.

Итак, оставалось только открытое море. Его саммад давно было известно искусство делать деревянные лодки для летней рыбалки, но никогда прежде они не рисковали выплывать в открытое море так далеко, чтобы терять из виду свой лагерь на берегу. Этим летом они были вынуждены сделать это. Сушеного сквида было слишком мало для зимы. Если охота будет такой же плохой, как зимой, никто из них не доживет до весны.

Поэтому они отправились на юг и охотились вдоль берега и на морских островах. И постоянно боялись мургу.

Проснулись другие мужчины, солнце поднялось над горизоягом, и первые крики животных доиеслись из глубины джунглей. Пора было отправляться в море.

Амахаст торжественно кивнул, когда Керрвк принес ему кожаный мешок с экотазем, а затем сувул руку в густую массу раздавленных орехов и сушеных ягод. Потом протянул другую руку и взъерошил густые спутанные волосы на голове своего сына, своего первенца. Скоро он ставет мужчиной и возьмет себе мужское имя, но пока он еще мальчик, хотя растет быстро и уже довольво высок. Его кожа, обычно бледная, стала золотистой с тех пор, как, подобно всем им, он носил только шкуру олегаг, перевязанную на поясе. На шее у него висел на кожаном ремне небольшой нож из небесвого металла. Такой же, только более крупный, косил и сам Амахаст. Нож этот был не так остер, как каменный, но высоко ценился из-за своей редкости. Эти два ножа — большой и малый — были всем небесным металлом, которым владела саммад.

Керрик улыбнулся отцу. Ему было восемь лет, и это была его первая охота с мужчинами. Это было самое важное событие в его жизни.

— Ты напился? — спросил Амахаст. Керрик кивнул.

Он знал, что воды больше не будет, пока не наступят сумерки.

Это было одно из правил, которому учились охотники. Когда он жил с женщинами и детьми, то пил, когда бы ни почувствовал жажду, а если был голоден, то собирал ягоды или ел свежие корни, которые тут же выкапывал. Но теперь нет. Теперь он шел с охотниками и делал то, что делали они, шел от восхода до заката без еды и питья. Он гордо держал свое маленькое копье и старался не вздрагивать от испуга, когда что-нибудь трещало в джунглях позади него.

— Спускайте лодку, — приказал Амахаст.

Мужчин не нужно было понукать: крики мургу становились все более громкими и угрожающими. В лодке было довольно мало груза: только их копья, луки и колчаны со стрелами, шкуры оленей и мешки с экстазом. Они столкнули лодку на воду, и Хастила с Огатиром держали ее ровно, пока мальчик ставил туда большой горшок, в котором лежали горячие угли из костра.

Позади них, на берегу, Дикен попробовал встать, чтобы присоединиться к ним, но сегодня он был слишком слаб. Его кожа побледная от усилий, и крупные капли пота покрыли лицо. Амахаст подошел, опустился рядом с ним на колени, взял за угол оленью шкуру и вытер раненое лицо мужчины.

— Отдохни немного. Мы отнесем тебя и лодку.

— Лучше бы мне подождать здесь вашего возвращения. — Голос Дикена звучал хрипло, он задыхался и говорил с трудом. — Это будет лучше для моей руки.

Его левая рука выглядела очень плохо. Два пальца на ней были оторваны, когда крупный зверь из джунглей однажды ночью по ошибке забрел в их лагерь. Они ранили его своими копьями и прогнали в темноту. Поначалу рана Дикена не казалась серьезной, охотники жили и с более худшими, и они сделали для него все, что могли. Промывали рану в морской воде, пока она не перестала кровоточить, затем Огатир наложил повязку из мха, который собирал в высокогорных болотах. Но этого оказалось мало. Ладонь сначала покраснела, потом почернела, а потом черной стала и вся рука Дикена. Кроме того от него отвратительно пахло. Скоро Дикен должен был умереть. Амахаст перевел взгляд с распухшей руки на зеленую стену джунглей.

— Когда звери придут за моей душой, ее не должно быть здесь, чтобы они ее не съели, — сказал Дикен, проследив направление взгляда Амахаста. Его рука сжалась в кулак. Он сжимал и разжимал пальцы, показывая при этом кусок камня, лежавший на ладони. Камень был достаточно остер, чтобы перерезать им вены.

Амахаст медленно встал и отряхнул песок с обнаженных колен.

— Я увижу тебя на небе, — сказал он, и его бесстрастный голос прозвучал так тихо, что только умирающий услышал его слова.

— Ты всегда был моим братом, — сказал Дикен. Когда Амахаст отошел, он отвернулся и закрыл глаза, чтобы не видеть, как они уплывают.

Лодка была уже в воде и слегка покачивалась на слабой зыби, когда Амахаст догнал ее. Это было хорошее, крепкое судно, выдолбленное из ствола большого кедра. Керрик сидел на носу, раздувая на камнях, лежавших там, небольшой костерок. Кусочки дерева, которые он бросал в него, слегка потрескивали. Мужчины уже сунули в уключины свои весла, готовясь отплыть. Амахаст поставил на место рулевое весло.

Он видел, как мужчины смотрят мимо него, на охотника, оставшегося на берегу, но они ничего не сказали. Все было правильно. Охотник не должен показывать, что ему больно, или проявлять жалость. Каждый мужчина был волен выбирать, когда его свободная душа отправится на небо, к небесному отцу Эрманпадару, который правит там. Душа охотника должна присоединиться к другим таким же душам среди звезд.

Каждый охотник был свободен в своем выборе, и никто не мог помешать ему. Даже Керрик знал это и сейчас молчал, как и все остальные.

— Вперед, — приказал Амахаст. — К острову.

Тихий, поросший травой остров лежал в открытом море, защищая берег от ударов океанских вод. К югу он поднимался высоко над солеными морскими брызгами, и здесь появились деревья. Это обещало хорошую охоту. За исключением мургу, все здесь было хорошо.

— Смотрите туда, — крикнул Керрик, указывая на море.

Огромный косяк сквида прошел под ними. Хастила схватил свое копье за толстый конец и занес его над водой. Он был более высок, чем Амахаст, и поэтому проделал все это очень быстро. Выждав секунду, он погрузил копье в воду, пока туда не ушла вся рука, затем поднял его вверх.

Острие копья ударило правильно, в мягкое тело за раковиной, и сквид был вытащен из воды и брошен на дно лодки.

Щупальца его слабо шевелились, темная жидкость сочилась из пробитого мешка. Хастилу не зря называли «Копье-в-руке». Его копье не знало промаха.

— Хорошая еда, — сказал Хастила, поставив ногу на раковину и освобождая копье из тела добычи.

Керрик был возбужден: так просто это выглядело! Один быстрый удар — и пойман крупный сквид, которого хватит им всем на целый день. Он взял свое собственное копье за толстый конец, как это делал Хастила. Оно было наполовину меньше копья охотника, но наконечник был так же остер. Сквиды еще были здесь, и один из них всплыл на поверхность прямо перед носом лодки.

Керрик сильно ударил, и наконечник погрузился в тело животного. Схватив древко обеими руками, мальчик дернул его. Деревянная рукоять задрожала в его руке, но он держал ее крепко, напрягая все свои силы.

Вода вспенилась, и влажно блестящая голова поднялась рядом с лодкой. Копье вдруг освободилось, и Керрик упал на спину. Рядом с ним раскрылись челюсти с рядами зубов, и из пасти существа на него пахнуло падалью. Острые когти царапали лодку, вырывая куски дерева.

Хастила прыгнул на помощь, его копье вонзилось между этими ужасными челюстями раз, другой... Мараг пронзительно закричал и фонтан крови забрызгал мальчика. Затем челюсти закрылись, и на мгновение Керрик увидел перед собой огромный немигающий глаз.

Секундой позже он ушел под воду среди кровавой пены.

— Держать к острову, — приказал Амахаст, — здесь может быть больше этих тварей, плывущих за сквидами. Мальчику больно?

Огатир плеснул водой в лицо Керрика и обмыл его.

— Он просто испугался, — сказал он, глядя на искаженное лицо Керрика.

— Ему повезло, — мрачно заметил Амахаст. — Но такое везение бывает только один раз. Никогда больше он не ударит копьем в темноту.

НИКОГДА! Керрик едва не выкрикнул это слово, глядя на борт лодки, где когти твари оставили глубокие царапины. Он слышал о мургу, видел их когти в ожерельях, даже касался маленьких многоцветных мешочков, сделанных из шкуры одного из них. Но рассказы никогда всерьез не пугали его: высотой до неба, зубы, как копья, глаза, как камни, когти, как ножи. Однако сейчас он испугался. Почувствовав, что на глаза навернулись слезы, он отвернулся к берегу, кусая губы оттого, что они так медленно приближаются к земле. Лодка вдруг показалась ему хрупкой скорлупкой среди моря чудовищ, и ему отчаянно захотелось оказаться на твердой земле. Он едва не крикнул этого вслух, когда нос лодки ткнулся в песок. Пока остальные вытаскивали лодку на песок, он смыл с лица остатки крови марага.

Амахаст издал тихий шипящий звук — сигнал охотников, — и все замерли, безмолвные и неподвижные. Он лежал в траве и смотрел поверх ее. Потом сделал охотникам знак приблизиться. Керрик делал все так, как и другие, осторожно раздвигая листья пальцами, чтобы можно было смотреть между ними.

Впереди были олени. Стадо небольших животных паслось на расстоянии выстрела из лука. Растолстевшие на богатом травой острове, они двигались медленно, длинные уши их дергались, отгоняя насекомых, жужжавших вокруг. Керрик принюхался и почуял сладковатый запах пота, шедший от их шкур.

— Идем тихо вдоль берега, — сказал Амахаст. — Ветер дует от них к нам, и они нас не учуют. Мы подкрадемся незаметно.

Скрываясь за берегом, они наложили стрелы на луки, затем выстрелили все разом.

Прицел был точен: двое животных упали, а третье было ранено. Шатаясь, олень сделал несколько шагов. Амахаст выскочил из укрытия, подбежал к нему и, схватив за рога, крутанул. Животное захрипело, затем упало на бок. Амахаст оттянул ему голову назад и подозвал Керрика.

— Возьми копье, это будет твоя первая жертва. Коли в горло с этой стороны, а потом поверни.

Керрик сделал как ему было приказано, и олень захрипел в агонии, а его красная кровь брызнула на руки мальчика. Он вонзил копье в рану еще глубже, и животное, дернувшись, умерло.

— Хороший удар, — с гордостью сказал Амахаст, и Керрик с надеждой подумал, что ему больше не напомнят о мараге в лодке.

Охотники с удовольствием выпотрошили добычу. Амахаст указал на юг, на высокую часть острова.

— Отнеси их к деревьям, на которых можно подвесить туши.

— Мы будем охотиться еще? — спросил Хастила.

Амахаст покачал головой.

— Нет, если мы возвращаемся завтра. Весь день и ночь мы будем разделывать и коптить мясо, которое у нас есть.

— И есть его, — сказал Огатир, громко причмокивая, — есть до отвала. Чем больше мы положим в наши желудки, тем меньше придется нести на спине.

Хотя под деревьями было прохладно, всем очень досаждали летающие насекомые. Охотники давили их и просили Амахаста устроить коптильню у залива.

— Снимите шкуры с добычи, — приказал он, затем пнул ногой упавшей ствол.

— Слишком сырой. Древесина здесь под деревьями слишком сыра, чтобы гореть. Огатир, принеси огонь из лодки и корми его сухой травой, пока мы не вернемся. Я возьму мальчика и мы посмотрим на берегу плавник.

Он оставил свой лук со стрелами, но взял копье и отправился к океану. Керрик торопливо следовал за ним.

Берег был почти широким, а мелкий песок, покрывавший его, почти таким же белым как снег. Идущие с океана волны с грохотом разбивались о берег, оставляя пузырящуюся пену.

Прибой выбрасывал разбитые губки, многочисленные разноцветные раковины, фиолетовых улиток, большие зеленые водороош с маленькими крабами. Несколько маленьких кусков плавника не стоили того, чтобы о них бссиокоиться, поэтому они направились к каменистому мысу, выдающемуся в море.

Поднявшись по пологому склону, они увидели между деревьев море, а вдалеке на песке что-то темное: может быть, тюдени, греющиеся на солнце.

И в этот момент они заметали, что кто-то стоит под соседним деревом, тоже глядя на залив. Может другой охотник?

Амахаст открыл было рот, но тут незнакомец шагнул вперед, под лучи солнца.

Слова замерли в горле охотника, все мышцы напряглись.

Это был не охотник и даже не человек. Человекообразный, но сильно отличный от него во всех отношениях.

Существо было безволосым, с окрашенным гребнем, который начинался от макушки его головы и спускался вниз по спине. Оно было очень ярким в солнечном свете, с чешуйчатой и разноцветной кожей.

Это был мараг. Меньший, чем гиганты в джунглях, и тем не менее, мараг. Подобно своим собратьям, он стоял неподвижно, будто высеченный из камня. Затем серией небольших резких движений повернул годову в их сторону, и они увидели его глупые бесстрастные глаза и массивные челюсти. Люди стояли, не двигаясь, крепко сжимая свои копья, и существо повернуло обратно свою годову, видимо, не заметив их среди деревьев.

Амахаст подождал, когда взгляд марага обратится опять к океану, перед которым он стоял, а затем беззвучно скользнул вперед, поднимая копье. Он успел достичь края рощи, прежде чем животное успело услышать его и заметить его приближение, оно резко повернулось и уставилось ему прямо в лицо.

Охотник вонзил каменный наконечник копья прямо в безвекий глаз и, навалившись, вогнал его дальше в мозг. Существо вздрогнуло, судорожно дернулось всем телом и тяжело упало. Оно было мертво, прежде чем коснулось земли. Амахаст выдернул копье и окинул взглядом склон и берег вдали. Других существ поблизости не было.

Керрик подошел к отцу и стал рядом с ним. Молча они смотрели вниз, на лежащий у их ног труп.

Это была примитивная безвкусная пародия на человека.

Красная кровь еще сочилась из развороченного глаза, тогда как другой глаз пусто таращился на них: его зрачок превратился в узкую вертикальную полоску. Носа у существа не было, а там, где он должен был находиться, виднелось что-то вроде клапана. Массивные челюсти открылись в агонии внезапной смерти, обнажив белые ряды острых зубов.

— Что это? — задыхаясь спросил Керрик.

— Не знаю. Мараг одного из видов мургу. Какой-то он маленький, и я никогда прежде не видел такого.

— Он стоял и ходил совсем как человек. Это мургу, отец, его руки похожи на наши.

— Нет, не похожи. Сосчитай! — один, два, три, четыре пальца и большой палец. А у него два пальца и два больших пальца.

Амахаст взглянул на существо, и губы его раздвинулись, приоткрыв зубы. У твари были короткие кривые ноги с заостренными когтями на пальцах. Сзади торчал короткий и толстый хвост, существо лежало скорчившись, одна рука была придавлена телом. Амахаст пинком перевернул его. Странное дело, в руке, скрытой до этого телом, был зажат длинный сучковатый кусок дерева.

— Отец — на берегу! — крикнул вдруг Керрик.

Они спрятались под деревьями и внимательно следили, как из моря прямо перед ними выходят еще несколько существ.

Это были трое мургу. Двое из них были похожи на убитого ими, а третий был крупнее, жирнее и двигался медленнее. Он лег наполовину в воду, перевалился на спину, глаза его закрылись, и конечности замерли: Двое других вытащили его из воды и потащили дальше по песку. Крупное животное что-то бормотало своим дыхательным клапаном, затем медленно и лениво почесало когтистой ногой живот. Один из маленьких мургу хлопнул лапами в воздухе над ним и издал резкий щелкающий звук.

От гнева у Амахаста перехватило дыхание. Ненависть ослепила его, и почти не сознавая, что делает, он бросился вниз по склону, размахивая копьем.

Оказавшись рядом с мургу, он ударил ближнего из них, однако тот успел повернуться, и каменный наконечник рассек только бок ему, скользнув по ребрам. Существо широко раскрыло рот, громко зашипело и попыталось убежать, но следующий удар Амахаста был точен.

Затем охотник освободил копье и повернулся к другому марагу, мчавшемуся к воде. Однако прежде, чем он успел что-либо сделать, в воздухе просвистело маленькое копье и вонзилось беглецу в спину.

— Хороший удар, — сказал Амахаст, вырвав его из тела и возвращая его Керрику.

Только большой мараг остался на месте. Глаза его были закрыты, и, казалось, он не обращает внимания на происходящее вокруг. Когда копье Амахаста вонзилось ему в бок, мараг застонал, почти как человек. Он был очень толстый, и Амахаст бил его снова и снова, пока тот не умер. Амахаст оперся на свое копье и, тяжело дыша, посмотрел на убитое существо. Гнев его еще не прошел.

— Твари, вроде этой, должны быть уничтожены. Мургу не похожи на нас, достаточно взглянуть на их кожу и чешую. У них нет меха, они боятся холода, их нельзя есть. Если мы встретим их, то должны уничтожить. — Он ворчал что-то еще, Керрик только кивал головой, соглашаясь. — Пойдем за остальными. Этих тварей может быть больше, нужно убить их всех.

В эту минуту его глаза уловили какое-то движение, и он потянулся за копьем, думая, что существо еще живо. Это двигался его хвост...

Точнее хвост был неподвижен, но что-то шевелилось под кожей, в нижней части тела животного. Там имелось что-то вроде кармана, образованного складкой кожи у толстого хвоста. Острием копья Амахаст откинул кожу и с трудом сдержал тошноту, увидев бледных существ, которые упали на песок.

Это были сморщенные, слепые, маленькие копии взрослых животных. Вероятно, их дети. Рыча от гнева, охотник стал топтать их ногами.

— Уничтожить, всех их уничтожить! — бормотал он снова и снова, и Керрик побежал вдоль деревьев, чтобы не видеть этого.