Глава 14
— Шульц, разворачивайте, сносите изгородь, что значит липа?! — вопил Соунз, напрочь утратив хладнокровие. Билли запрыгнул в машину, а остальные сгрудились вокруг Елизаветы Злотниковой, положившей картину на землю и стоявшей рядом на коленях, светя фонариком.
— Смотрите, теперь, без обертки, это само бросается в глаза. Соскребаю краску вот здесь, и ясно видно, что уголок настоящего полотна был прилажен к этой подделке. Видите, тут край оригинала был срезан, затем приклеен. Сплошная липа. И не только это, но настоящий искусствовед, — испепеляющий взгляд в сторону Тони, — сразу же разглядел бы, что это ничтожная фальшивка.
Внезапно подноготная событий последних дней развернулась перед Тони как на ладони. Одно мало-помалу громоздилось на другое среди треволнений, недоговорок и интриг, в чужой стране — и отказ допустить к осмотру картины настоящего эксперта, и тщательно подгаданный момент, чтобы завлечь его на поминальную мессу, и темное помещение, и человек в инвалидном кресле — только бы выбить его из колеи, не дать сосредоточиться на деле. Далее следовал небольшой спектакль — несомненно, хорошо отрепетированный — утонченный итальянец, немецкий варвар, блеск ножа, отхватившего почти весь оригинальный фрагмент картины для анализа и одобрения. Провели, надули, превосходно втерли очки — всем им без исключения, на высочайшем профессиональном уровне.
Тут его вырвал из бездны мрачных раздумий какой-то назойливый звук, одновременно дошедший до сознания всех присутствующих. Подняв головы, они поглядели на автомобиль, послушали вжик-вжик-вжик стартера, безрезультатно проворачивающегося раз за разом. Двигатель не заводился.
— Свет! — рявкнул Соунз, вырывая фонарик из руки Елизаветы Злотниковой и поднимая капот. Даже не разбираясь в механике, каждый понял бы, что с мотором неладно. Блестели концы порванных проводов, половина кабелей зажигания болталась как попало, перепутавшись между собой. Сунув руку вглубь, Соунз выудил загнутый крючком толстый арматурный прут. — Пока все мы смотрели в другую сторону, кто-то подполз к нашей машине спереди и вырвал провода этой штуковиной. Чините, Шульц.
— Есть, сэр.
— Казначейству это не понравится.
— Да никому это не нравится, Стокер. — Едва сдерживаясь, Соунз повернулся к Тони, и тот загородился руками.
— Только не набрасывайтесь на меня, Соунз. Я виноват ничуть не более остальных. Нас провели, но ловко. Так что теперь нам надо нагнать этих людей и вернуть деньги.
— Другого пути нет.
Потратив добрых десять минут, Билли Шульц сумел кое-как срастить достаточно проводов, чтобы мотор завелся, хотя как минимум два цилиндра то и дело пропускали такты и стреляли, зажглась только одна фара, да и та лишь на ближний свет.
— Поехали, — сквозь зубы, как все последние приказы, процедил Соунз.
И поехали. «Кадиллак» прорвался сквозь преграду из тонкой колючей проволоки и загромыхал по проселку, вьющемуся вдоль околицы местечка по направлению к гравийному ответвлению шоссе.
— В какую сторону? — спросил Билли. Никто не ответил. Тони заметил людей, сидящих у стены дома неподалеку и открыл дверцу.
— Спрошу у них.
Подавив желание сорваться на бег, Тони вынудил себя двинуться вперед неспешной походкой, лопатками чувствуя буравящие, прожигающие взгляды. Но торопиться просто нельзя; в Мексике события развиваются в ином темпе. Подходя, он увидел, что женщина и дети отступают под защиту глинобитных стен домика. С места не тронулся только мужчина, прислонившийся к жерди, подпирающей кровлю. Во мраке лицо его, вдобавок затененное широкими полями шляпы, казалось лишь неясным пятном.
— Добрый вечер, — начал Тони.
— Добрый вечер.
— Ночь будет приятная.
— Как всегда.
— Сигарету?
— С удовольствием.
Они закурили, и Тони указал в направлении, откуда они приехали.
— У нас случилась небольшая авария, и возле арены порвали проволочную изгородь. Если я дам вам деньги на ремонт, не будете ли вы добры передать их по назначению?
— Почему бы и нет.
Заплатив, Тони двинулся прочь, — чтобы тут же окликнуть через плечо:
— Минут пять назад тут проехала другая машина. Вы случаем не видели, в какую сторону?
— Видел. Вон туда, на юг.
— Adios.1
— Adios.
— Ну? — Задержка повлияла на настроение Соунза отнюдь не лучшим образом.
— На юг.
— Вы уверены?
— Есть только один способ выяснить.
Они помчались сквозь ночь, обметая путь единственным тускло-желтым лучом света фары, среди обступивших дорогу темных силуэтов кактусов. Впереди мелькнула фигура одинокого пешехода, обернувшегося и поднявшего руку в надежде остановить попутку. Билли резко объехал его, даже не притормозив.
— Стой! — крикнул Тони, и Билли инстинктивно ударил по тормозам, машина под визг шин пошла юзом и остановилась поперек дороги.
— Я жду объяснений, Хоукин, и без дураков.
— Тот человек — он их шофер.
Все ринулись из машины очертя голову, размахивая пистолетами, а Стокер даже приготовил гранату со слезоточивым газом. Обступили пленника со всех сторон, тыча в него пистолетами, а он лишь стоял, вытянув руки по швам.
— Я простой шофер, — неспешно выговорил он. — Нанятый, наверное, за немецкую нацию, чтобы водить машину. Делаю, как велено. Мне велено выйти из машины и пешком возвращаться в город. Я выхожу из машины и возвращаюсь в город.
— Говори правду, а то!..
— Дайте мне его на десять минут!
— В сумке есть пентотал натрия.
Тони потянул Соунза в сторонку. Тот нехотя, но последовал за ним.
— Я могу разговорить его, — сообщил Тони.
— Как?
— Довольно просто, если вам надо знать. Видите ли, он, ну, связной между мной и израильтянами. Выяснив что-нибудь о Робле, я должен был передать весточку Генриху.
— Kraut!2
— Он еврей, химик. Позвольте мне отвести его в сторонку, чтобы другие не слышали.
— Вы ему доверяете?
— А разве у нас есть выбор? Не забывайте о миллионе...
— Давайте побыстрей, давайте же, — скрипнул Соунз зубами.
В сопровождении лучей фонариков и явственно поблескивающих под ними пистолетов Тони отвел Генриха на обочину.
— Пожалуйста, расскажите мне, что произошло.
— В точности то, что я рассказал, кроме того, что вдобавок я проголосовал вашей машине. Мне велели сойти с дороги. Они ударились в бега. Заплатили мне и сбыли с рук.
— Вам известно, куда они направляются?
— Нет. На сей счет они были весьма немногословны. Быть может, мне удастся вам помочь, но сперва я должен телефонировать Якову Гольдштейну. Не спрашивайте! — Он загородился открытыми ладонями. — Больше ничего я вам сказать не могу, пока не переговорю с Яковом.
Тони взмахом руки подозвал Соунза.
— Быть может, этот человек сумеет нам помочь, но сначала ему надо позвонить.
— Не нравится мне это, Хоукин.
— У вас идея получше? Что еще мы можем сделать — разве что подвергнуть его пытке?
Всю дорогу до Куэрнаваки Соунз упорно раздумывал о чем-то, а Генрих невозмутимо сидел между агентами, не обращая внимания на пистолеты, упирающиеся ему в ребра с обеих сторон. Как только впереди замаячили городские огни, Соунз выпрямился и огляделся, затем постучал Билли Шульца по плечу, указав на знак «TALLER MECANICO».
— Поезжайте туда, надо починить машину, прежде чем двигаться дальше. — И бросил последний испепеляющий взгляд на Генриха. — Вы, ступайте к телефону, но мы все время будем рядом.
— Не нравится мне это, — уныло пророкотал Стокер, лаская пистолет.
— А мне нравится. Это моя операция. Если хотите вернуть груз в казначейство, делайте, как я сказал.
Тони набрал номер собственноручно, а остальные обступили Генриха плотным кольцом. На звонок ответил знакомый голос.
— У нас неприятности. Генрих здесь, хочет поговорить с вами.
— У всех неприятности. Давайте его.
Разговор проходил на гортанном, невнятном иврите, что пришлось Соунзу совсем не по вкусу. Тони отправился поговорить со старшим механиком, качавшим головой при виде обширных повреждений, и дал ему стимул к быстрому и безупречному ремонту. Елизавета Злотникова сидела на заднем сиденье с поддельным полотном, изучая его и бормоча под нос.
— Его еще можно было бы восстановить. — У нее в глазах стояли слезы. — Если только удастся получить остальную часть полотна. Зачем они пустились на подобное?!
— Даже не представляю. Может, хотят провернуть этот номер еще три раза в трех других уголках мира с тремя остальными уголками картины. — При этой мысли оба содрогнулись. — А может, кроме уголка, у них ничего и не было.
— Но это же бессмысленно!
— Да во всем случившемся за последнее время особого смысла не просматривается.
Тут Соунз окликнул его, и Тони присоединился к группе, сгрудившейся в тесной конторе мастерской. Настенный календарь годичной давности расхваливал достоинства шин «Генерал Попо», подкрепляя свои утверждения фотографией самого генерала с туловищем из покрышек. Ему категорически возражал календарь текущего года, где добродетели шин «Эскади» сопровождал снимок девушки, одетой только в ацтекский головной убор. Высморкавшись в большой красный платок и осмотрев результат, Генрих остался им доволен и заговорил:
— У меня сообщение от Гольдштейна. Он говорит, что с радостью поможет ФБР и министерству финансов США выследить машину и ее пассажиров. Он будет здесь не позже чем через час.
— И что же эдакое он может сделать? — спросил Соунз, не снимая пальца со спускового крючка спрятанного в карман пистолета.
— Много чего. Согласно его указаниям я установил под днищем автомобиля устройство, подключенное к радио. Насколько я понимаю, это мощный передатчик, дающий очень сильный сигнал.
— Длину волны знаете?
— Тут мои сведения исчерпываются. Мне известно лишь, что он включен. Об остальном поинтересуйтесь у Гольдштейна.
Все прямо извелись от ожидания, кроме Генриха, преспокойно уснувшего на заднем сиденье. У Тони от голода засосало под ложечкой; в Мексике он стал ужасно много есть, должно быть, из-за горного климата, так что, сходив в ближайший ресторанчик, он вернулся с пакетом сандвичей. Остальные отнеслись к еде без энтузиазма, но отказываться не стали. Закончили ремонт, подробнейшим образом обсудили счет, уплатили, Генрих все спал, тихонько похрапывая; по улице подкатил автофургон, перегородив выезд с автостоянки. Фургон был украшен колоритным портретом орла, несущего в когтях краюху хлеба, будто ягненка. Из кабины выбрался Гольдштейн.
— Итак, джентльмены, — он оглядел медленно обступивших его обладателей стальных взоров, — полагаю, не мешало бы представиться, но сперва позвольте мне догадаться самому. Тони я знаю, славный паренек. Вы, должно быть, Соунз, руководитель операции. А вы, наверное, Стокер из казначейства. Вы славно обработали тех двух господ во время либерийского обмена.
— Выбора не было, коротышка хватанулся за пистолет.
— Довольно об этом, — оборвал Соунз. — Вы отслеживаете упомянутый автомобиль?
— А с какой стати мне вам признаваться? — Руки метнулись к спрятанным пистолетам. — Только поймите меня правильно, я не ищу неприятностей. На самом деле мне нужна правда, редкий товар в нашем с вами ремесле. А уж тогда будем сотрудничать. Мы заинтересованы в одних и тех же личностях, но по разным поводам. Работая вместе, мы выиграем обоюдно. Если вы поведаете мне обо всем случившемся до сих пор, только будьте откровенны, мне ведь и без того известно немало, то я с радостью открою вам все, что знаю, и помогу вам найти машину вместе с ее пассажирами.
Все посмотрели на Соунза, снова заскрипевшего зубами, взвешивая все факторы.
— Миллион долларов, — мягко напомнил Тони.
— Ладно. Расскажем.
— Мудрое решение. Радиоаппаратура в грузовике. Мы триангулируем из Мехико и отсюда. Машина находится южнее, на расстоянии не менее шестидесяти миль, и все еще движется. Либо по шоссе 95-Д, либо по старой дороге на Таско.
— Шульц, заводите.
— Минуточку, пожалуйста. Предлагаю пустить легковую машину вслед за грузовиком с пеленгатором. Также предлагаю теперь отпустить моего коллегу Генриха. Эта операция не по его части. Я могу поехать с вами, поболтаем по пути.
— В нашей машине русская девушка.
— Это не проблема, она может поехать в грузовике, чтобы мы могли насладиться обстановкой полнейшей откровенности.
— Отправляйтесь с ней, Хоукин. Не спускайте с нее глаз.
Начался запутанный обмен местами, сопровождавшийся легкой неразберихой и частым хлопаньем дверец. Зевающий Генрих выбрался на улицу, и Тони помахал ему.
— Желаю удачи. Надеюсь, вы скоро вернетесь к преподаванию.
— И вам того же. Нам с вами обоим. После знакомства кое с кем из этих даже арабы кажутся ангелами. Знали бы мои студенты! Они-то думают, что я повышаю квалификацию в Массачусетском технологическом. Ха!
Тони помог Елизавете Злотниковой, по-прежнему не выпускающей полотна из рук, забраться в грузовик, и тут ее будто громом поразило.
— Ты! — крикнула она.
Подняв голову от радиопеленгатора, Наум, агент-сабра, с улыбкой махнул рукой в сторону лавки.
— Располагайтесь. Преследуемая машина все еще в пути. Добрий вечьер, товаришч оче чорныйа.
— Свинья! — на том же непонятном языке прошипела она в ответ. — Что тут затевается? Кто эти люди? Что происходит?
— Терпение, терпение. — Тони, внезапно ощутив ошеломительную усталость, сел и взял у нее полотно. — Знаешь, все еще не очевидно, что это подделка. Быстрый осмотр еще ничего не доказывает, когда картина покрыта таким слоем грязи. Мазки...
— Забудь о мазках. — Она метнула в сторону улыбающегося израильтянина последний испепеляющий взор и ткнула пальцем в полотно: — Фальшивка, прямо клеймо ставить негде. Мушиные погадки — кофейная гуща. Холст состарен чаем. Картина больше смахивает на меню дешевой забегаловки, чем на живопись.
Грузовик внезапно дернулся, и она мягко навалилась на Тони.
Очень скоро возбуждение сменилось усталостью; день выдался ужасно долгий и трудный, и даже мысль о миллионе долларов не могла избавить Тони от сонливости. Голова его сама собой склонилась на плечо спутницы, та не стала протестовать, с чем он и заснул. Время от времени остановки и выкрикиваемые приказания ненадолго пробуждали его, затем мерное покачивание мчащейся машины укачивало снова. Окончательно разбудил его лишь яркий свет утра, вливающийся в распахнутую заднюю дверцу фургона. Моргая заспанными глазами и чмокая губами, Тони мало-помалу обнаружил, что лежит в обнимку с еще спящей Елизаветой Злотниковой.
— Сладко почивали, надеюсь? — поинтересовался Яков Гольдштейн из дверей.
— Где мы? — спросил Тони, глядя на зелень деревьев, затянутых рассветной дымкой, и солнце, проглядывающее сквозь листву.
— Подъезжаем к Акапулько. Ваш друг Соунз — весьма милый человек, когда утихомирится, — хочет повидать вас. Есть новости, Наум?
Сабра покачал головой:
— Прямо впереди, сигнал сильный.
Он всю ночь не смыкал глаз за пеленгатором, но выглядел ничуть не менее бодрым и бдительным, чем обычно.
Выпутав пуговицы рубашки из длинных светлых волос, Тони выскользнул из сладостных объятий. Зевая и потягиваясь, направился к «Кадиллаку», стоявшему на обочине позади грузовика. Слева, за рядом крашенных белой краской камней, заменяющих защитное ограждение, склон горы круто уходил вниз, к петляющей в джунглях речушке и крышам селения; над растопленными поутру очагами стояли вертикальные столбы дыма. Из полутемной кабины на Тони глядели три пары налитых кровью глаз.
— Садитесь за руль, Хоукин, — распорядился Соунз. — Шульц выдохся.
— Та машина еще там?
— Прямо впереди, сигнал громкий и четкий.
Перебравшись на пассажирское место, Билли Шульц скрестил руки, закрыл глаза и мгновенно уснул. Тони завел мотор и выехал на дорогу, как только автофургон тронулся. Сидевшие позади хранили молчание — то ли уснув, то ли предавшись мрачным раздумьям, выяснять Тони даже не пытался. Он и сам еще толком не проснулся, и ему требовалась полнейшая сосредоточенность заторможенного сознания, чтобы удерживать машину на дороге, предательски петляющей и извивающейся, как змея, да вдобавок местами попадались валуны, скатившиеся ночью со скал.
Огибая резкий поворот с нулевым обзором, он вдруг обнаружил, что грузовик замер прямо посреди дороги, с перепугу ударил по тормозам, колеса заблокировались, «Кадиллак» под вой стирающейся резины пошел юзом и остановился, легонько врезавшись в тыл фургона. С заднего сиденья послышались сдавленные проклятия, но зазвучать в полный голос не успели, потому что задняя дверь фургона распахнулась, и оттуда высунул голову Гольдштейн.
— Радиосигнал пропал. Совершенно. По-моему, мы их потеряли.
Примечания
1. До свидания (исп.).
2. Квашеная капуста, пренебрежительное прозвище немцев, эквивалент русского «фриц».
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |