Глава 17

Это могло бы показаться фарсом, не будь все настолько серьезно.

Женщины, вопя от ужаса, бежали вверх по пандусу, побросав стулья и опрокинув корзинки для пикника. Мужчины, пытаясь собрать свинобразов, торопились к кораблю. Услышав ужас в женских воплях, бегом бросились даже самые неповоротливые увальни. Я обернулся к зеленым нападающим — и обнаружил, что Анжелина опередила меня. Ее пистолет был невелик, зато мощен; первый выстрел разорвался перед передним фургоном с высоченным столбом пламени.

Атакующие тут же запаниковали. Один ухитрился выпустить стрелу — прямо в белый свет. Остальные либо копались с луками, либо побросали их. Чтобы поторопить их, я выстрелил в землю прямо перед лошадьми. Они заржали и взвились на дыбы.

— Отличная работа, — бросил я.

— Я не хотела поранить лошадей, — пояснила Анжелина. — Что же до зеленокожих солдат...

— Разбиты наголову.

Можно уточнить, и на голову тоже. Остались лишь двое возниц, пытавшихся собрать свое воинство, но тщетно. Один из них даже пнул солдата, улепетывавшего на четвереньках. Они последними покинули поле боя, теперь усеянное колчанами, луками и стрелами.

Осерчавший возница, скорый на ногу, обернулся и гневно погрозил нам кулаком, чертыхнулся и прокричал:

— Зеленый — замечательный, розовый — размазня!

Следующий выстрел Анжелины — ему между ног! — осыпал его комьями земли. Он развернулся и припустил за остальными.

Вверх по пандусу бежали уже последние из наших пассажиров. Но свинобразы по-прежнему кормились под деревьями, не обратив на нашу легкую потасовку ни малейшего внимания.

— Что дальше? — спросила Анжелина.

— Хороший вопрос.

— Пока ты будешь решать, позволь привлечь твое внимание к большому числу фургонов, как раз прибывающих на поле.

И действительно, они подкатывали один за другим, и скоро их стало настолько много, что почти и не сочтешь.

— Попытаемся загнать хрюшек на борт?

— До прибытия войск не успеем. Если они не забудут воспользоваться луками, то их не остановишь.

Мысль о возможной свинобойне заставила меня решиться. Фрагменты возможного плана встали на места. Я включил телефон.

— Велите Штрамму втянуть пандус и закрыть наружный люк.

— Что будете делать вы?

— Мы с Анжелиной присоединимся к животным в лесу. Мы на свободе и терять ее не намерены. Похоже, эти зеленые типы по большей части довольно тупы...

— Вы сказали зеленые?

— Приглядитесь; конец связи.

— Отличная мысль, — кивнула Анжелина. — Свежий воздух и замечательная прогулка по лесу с нашими четвероногими друзьями. Согласна. Но давай захватим с собой несколько корзинок, если ты только не намерен жевать корешки, как твои хрюкающие спутники.

— Весьма практично, — одобрил я, подхватывая корзинку. — Нам надо узнать побольше об этих неспелых головорезах, пока не решим, что делать дальше.

— Головорезах, энтузиазма отнюдь не питающих, — указала через поле Анжелина.

По ту сторону поля из леса выходило все больше и больше лучников, — но не далеко и не быстро. Они сбивались в кучки, вцепившись в свои луки, медленно продвигаясь, лишь когда немногочисленные офицеры пинками и тычками гнали их вперед.

Потом мы добрались под сень деревьев в окружении дружелюбного сопенья кормившихся животных; раздался пронзительный визг — это от стада отделилась Розочка с измазанным глиной пятачком. Ей явно хотелось, чтобы Анжелина почесала ее.

— Пока зеленцов пинками гонят в бой, — заметил я, — по-моему, было бы разумно оторваться от них подальше.

Деликатными тычками стадо удалось направить глубже в лес, прочь от преследователей. Я поддерживал радиоконтакт с капитаном, сообщавшим, что атакующие войска почти не предпринимают действий: просто топчутся вокруг, но приближаться к кораблю не рвутся. Некоторое количество зеленых в конце концов смогли погнать за нами, но они мало-помалу рассеялись по лесу.

Мы неуклонно двигались вперед, и скоро они остались далеко позади, скрывшись из виду. После часа неспешного продвижения мы отошли от поля достаточно далеко, чтобы устроить привал. И расположились на берегу озерца, где свинобразы смогли напиться вволю.

— Я вот тут думал, — проронил я, добывая кувшин сидра, чтобы утолить собственную жажду.

— Что ж, я на это надеялась... И будь добр поделиться. В конце концов, это ведь ты принял решение садиться на эту планету.

Мне оставалось лишь молча поделиться с ней сидром. Не время сейчас выяснять, кто прав, кто виноват, — если такое время вообще бывает.

— По-моему, у всех на этой планете кожа зеленая, — сказал я. Верный способ переменить тему.

— А как же другие люди, с которыми мы говорили по видео? Черный, розовый, коричневый...

— Грим, маскирующий их зеленую кожу.

— Зачем?

Вопрос хороший. Мне оставалось лишь развести руками и невнятно пробормотать:

— Найди ответ — и мы будем куда ближе к выяснению того, что здесь творится.

— Я знаю, что они затеяли. Они старались заманить нас обманом, демонстрируя такой же цвет кожи, как у нас.

— Но... к чему столько разных цветов? — усомнился я.

— Это же очевидно: они не знали, какого цвета кожа у нас, вот и дали нам целый ассортимент на выбор.

Я пожал плечами. Пока не узнаем побольше, это объяснение ничуть не хуже любого другого.

Мы поели молча, погрузившись в раздумья. Розочка сопела, выпрашивая подачки. Остальные животины отдыхали и дремали. А что, мысль удачная. День выдался долгий и насыщенный, да и закончился продолжительной прогулкой. Я расстелил одну из скатертей на поросшем мхом берегу, еще две накинул вместо одеяла. Как только на землю легли теплые сумерки, легли и мы, подражая нашим четвероногим друзьям.

* * *

Когда я пробудился, было темно. Тьму разгоняла лишь большая розоватая луна, едва проглядывающая сквозь деревья. Один из хряков издавал сердитое горловое ворчание, втягивая ноздрями ночной воздух. Прошло уже немало лет с той поры, когда я слышал этот звук в последний раз, но значение его было мне абсолютно понятно. Где-то там что-то ему не понравилось. Я выскользнул из нашей импровизированной постели, не разбудив Анжелину, и подошел к хряку. Им оказался Скрежетун, верховный кабан стада. Я быстренько почесал его под иглами, но ему явно было не до того. Встряхнувшись, он поднялся, продолжая нюхать воздух и ворчать.

— Пойдем-ка поглядим, в чем дело, — прошептал я, и он хрюкнул в ответ.

Его копыта совершенно беззвучно понесли тонну свинины между деревьями. Я следовал за ним, изо всех сил стараясь двигаться так же тихо. Он остановился на краю прогалины, нюхая воздух и пристально вглядываясь в гущу деревьев по ту сторону поляны. Там вроде бы смутно угадывался темный силуэт, перемещающийся на фоне тьмы под деревьями. Мы оба затаились, не издавая ни звука.

И увидели, как на поляну вышел человек. Над его плечом обрисовался силуэт лука.

Скрежетун с громовым топотом рванул через подлесок и набросился на чужака прежде, чем тот успел дернуться, — врезавшись в него всей массой и отшвырнув в сторону. Солдат пронзительно взвыл, и я тут же сграбастал его. Прижал ногой к земле и сорвал лук у него с плеча.

— Хорошая свинка, хороший Скрежетун! — похвалил я, оборачиваясь к покрытым пеной клыкам разъяренного зверя. — Хорошая свиночка! — отчаянно воскликнул я, скребя и почесывая луком под иглами вдоль хребта.

Несколько бесконечных мгновений он продолжал сердито ворчать, а я, покрывшись холодным потом, — чесать. Потом ворчание мало-помалу стихло, сменившись довольным урчанием. Чужак у меня под ногой извивался, и я надавил посильнее. Потом сграбастал его за шиворот и вздернул на ноги.

— Пойдешь со мной, зеленый! Только дернись бежать — и пойдешь на корм свиньям...

Скрежетун одобрительно заурчал, и мой пленник затрепетал, как лист на ветру.

Поднятый нами шум переполошил все стадо. Животные жались в кучу в разгорающихся лучах рассвета, кабаны сердито ворчали, матки прикрывали поросят. Я издавал все успокоительные звуки, какие только приходили на ум, только бы угомонить их. Скрежетун же решил, что треволнений на сегодня достаточно, плюхнулся и скоро уже похрапывал. Остальные животные, последовав его примеру, тоже утихли.

— Позволь спросить, из-за чего такой переполох? — осведомилась Анжелина, выступая из-за деревьев и пряча пистолет.

— Вот, — ответил я, снимая ногу с шеи пленника и поднимая его на ноги. В разгорающемся свете дня мы увидели, что он трясется от ужаса.

— Он же совсем мальчишка, — сказала Анжелина. — Ты совсем затерроризировал бедняжку.

— И отнюдь не без причины; стрелы в колчане идут в комплекте с этим луком. Вообще-то я не люблю, когда в меня стреляют из темноты.

— Но сейчас он выглядит совсем не угрожающе, — не унималась Анжелина.

В лучах рассвета пленник стал прекрасно виден — с бегающими глазками, все еще напуганный; его бледно-зеленая кожа была усеяна бисеринками пота. Мундир в бурых пятнах был сшит из какой-то дерюги.

— У меня есть несколько вопросов к нему, — сказал я, ступая вперед. Заскулив, зеленый шарахнулся.

— Хватит задирать ребенка, Джим ди Гриз. Дай я с ним поговорю. — Она с улыбкой повернулась к пленнику, негромко заговорив. Я же, по-свински хрюкнув, сел и потянулся к кувшину сидра.

— Успокойся, юный зеленый друг, я хочу лишь поговорить с тобой, — сказала она. Я же лично считал, что контакт с ботинком в нужном месте добыл бы ответы куда быстрее. — Почему бы тебе не назвать свое имя?..

Крайне неохотно он наконец промямлил ответ:

— Гринчх...

— Это имя — или последствия насморка? — проворчал я. И был по праву оставлен без внимания.

— Ты солдат, Гринчх?

— Нет, не солдат. — Он выпрямился не без гордости. — Следопыт. Лучший следопыт в Среднедрыхе!

«Дивная заявка на славу», — подумал я, но благоразумно оставил свои мысли при себе.

— Но почему ты следил за нами?

— Пришли Плохие! Пытались прятаться в сене, я и Псшер, но они ткнули острые вилы. Вытащили, забрали. Мама!..

— Ну, не волнуйся. Здесь плохих нет...

Это было уже свыше моих сил. Ворча под нос, я направился к корзинке для пикника, отогнал Розочку и принялся копаться в поисках завтрака. У меня за спиной допрос продолжался — очевидно, в моей помощи не нуждались.

Прошло порядком времени, прежде чем Анжелина оставила пленника уныло сидящим под деревом и присоединилась ко мне.

— Если он попробует удрать, свиньи его заживо сожрут.

— Не будь жестоким, Джим, это на тебя не похоже. Он просто неотесанная деревенщина, да вдобавок очень далеко от дома. Он куда больше боится тех, кого зовет Плохими, чем нас.

— Приятно слышать. Может, мы сможем поднять крестьянский бунт.

— Сомневаюсь. Он слишком их боится.

— А кто такие эти Плохие, про которых он твердит?

— Трудно сказать толком, кроме того, что они всемогущи и всевластны. Но одно очевидно. Он простодушен и глуповат, и наверняка безграмотен. В отличие от тех, с крашеными лицами, с которыми мы беседовали. Не знаю, как и почему, но, похоже, относительный уровень интеллекта — очень весомый фактор в равенстве.

Заинтригованный этой идеей, я выпрямился.

— Это многое объясняет. Вот почему те двое, что просили у нас бумаги, позже правили фургонами! У них ограниченный ресурс интеллекта — Плохие! Планета переполнена крестьянствующими болванами, возглавляемыми элитой с монополией на мозги. Но почему...

— Найди ответ, — сказала она с мрачной уверенностью, — и ответишь на самый большой вопрос об этой загадочной планете. Ну, маэстро планировщик, что будем делать дальше?

И действительно, что?

На эту загадку у меня ответов не было.

Уже окончательно рассвело. Все корзинки были пусты, и мы — вернее, я — осушили последний кувшин. Передо мной рисовалось будущее с озерной водицей и голодом. Свинобразы вполне могут протянуть и на подножном корму, но людям это не дано.

— Придется вернуться. Связаться с кораблем...

— На вашем месте я бы этого не делал, — сказал человек, выходя из-под сени леса. — По крайней мере, пока.