Глава 4

Но Билл вскоре обнаружил, что не так-то легко было отделаться от компьютера. Он в конце концов в определённом смысле, как вы помните, и что ему вовсе не нравилось, сам являлся частью компьютера. До некоторой степени полуавтономная, но всё же часть. Компьютер всегда знал, где он находится. Он развлекался тем, что ждал пока Билл заснёт эмулированным сном, затем внезапно появлялся, часто в виде баньши, и пронзительным воплем снова будил его. Компьютер повсюду следовал за Биллом. Хотя в бестелесном существовании Билл фактически являлся водонепроницаемым, ему не доставляло особого удовольствия созерцать эти свинцовые небеса, эти унылые кипарисы, устрашающих и зловредных кошкохвостов, шуршащих своими перьями в глубоком и зловонном болоте, которое устроил для Билла компьютер. Билла это болото уже утомило. Он считал, что подхватил простуду от постоянного нахождения ног в воде. Это, хотя он и не знал, доказывало тезис некоторых земных учёных, что простуда по большей части вызывается воображением. Он не только простыл, но и свалился с бронхитом. Он опасался, что скоро наступи пневмония. Он стал размышлять, может ли такое призрачное создание, как он, умереть от призрачной болезни, которой пытался его поразить компьютер. Было всё возможно.

Положение ещё ухудшилось, когда через некоторое время его друг скволл попросил его уйти.

— Ты мне по-прежнему симпатичен, — сказал скволл, — но я должен думать о своей семье. Наша нора уже две недели как затоплена. Маленькие всё время плачут. Верно, что им в это же время купировали уши, но это не имеет отношение к их поведению. Знаешь Билл, по правде говоря, на тебе слишком тягостное проклятие. Почему бы тебе не отправиться в путешествие, не слетать куда-нибудь. Предпочтительно куда-нибудь подальше отсюда. Может ты как-нибудь сможешь снять проклятие.

— Это не проклятие, — сказал Билл. — Это все компьютер зловредничает.

— А это по-твоему не проклятие? Прощай, Билл, и не торопись возвращаться.

Так Билл ушёл. Вернее, попытался, пока не обнаружил, что компьютер отрезал его от источников питания. Он больше не мог легко и быстро путешествовать по воздуху, используя раздобытый аккумулятор. Теперь он был вынужден с трудом таскаться по земле. Хотя он и не мог пожаловаться на мышцы, что-то всё же болело. Хотя у него и не было на самом деле ног, они доставляли ему страдания. Особенно та, с аллигаторской ступнёй. Даже в компьютерной реконструкции у Билла сохранилась отвратительная когтистая ножная конечность.

Он продолжал двигаться, засыпая и грезя на ходу. Ему снилось, что он — танцор балета, и кто-то натянул ему на ноги красные туфли и заставлял танцевать без остановки, а балетмейстер, старый пердун, наблюдал и садистски скалился.

Этому гнетущему состоянию дел не было видно конца и оно уже порядком надоело. Доведённый до отчаяния, он продолжал обшаривать память компьютера в поисках места, где его бы оставили в покое. Наверняка здесь где-то должно быть убежище! Но где? Он попытался скрыться в каких-то редко используемых базах данных о прошлом планеты Тсурис. Он влазил и прятался в базах данных, которые давали картину годовых осадков за последнюю тысячу лет. Он искал убежища среди древних записей былых нарушений закона и убийств. Он жил в биографиях великих тсурианцев прошлого. Он даже пробовал каталог потерянных дел, индекс невозможных изобретений, индекс сходных невероятностей. Каждый раз, когда он начинал думать, что обнаружил хорошее местечко, появлялся компьютер, часто напевая высоким неприятным голосом: «Привет, Билл, пора вставать и блистать!» И Билл снова вынужден был двигаться дальше. Ох, это была адская жизнь.

Такое состояние дел могло длиться неопределённое время. В конце концов, Билл в текущем состоянии был более-менее бессмертным. Это могло бы длиться столь долго, сколько хотелось компьютеру. Единственный выход мог быть в том, чтобы военный флот атаковал Тсурис. Они послали своего добровольца, и тот не вернулся. И это беспокоило Билла. Он отрастил длинные воображаемые ногти и стал их грызть. Если они ничего не слышали, в их крошечных идиотских мозгах могла возникнуть мысль начать атаку.

— Ты ведь сможешь защитить эту планету от бомбового удара из космоса, старый добрый дружище компьютер, не так ли?

Компьютер, у которого был избыток практики в компьютерно-эмулируемом садизме, только устрашающе хихикал.

Жизнь достигла своей низшей точки одним мрачным днём, который во многом был похож на действительно отвратительный февральский день там, откуда пришёл Билл. В мрачных небесах было достаточно света, чтобы придать ландшафту невероятную угрюмость. На коже Билла укоренились мхи и плесень. Маленькие крабы с острыми клешнями восполняли отсутствие жизни в его волосах. Различные паразиты, как местные, так и привезённые, оживлённо вздорили друг с другом у него под мышками. Его промежность стала таким ужасным местом, что он даже и не думал туда заглядывать. Это не значит, что Билл воздерживался от мытья. Наоборот, он нещадно надраивал себя. Он даже никогда не просыхал. К примеру, его форма стала походить на маскировочный халат. Его знаки отличия выглядели так, будто пролежали в подземной впадине на глубине трёх метров под водоёмом. Что впрочем было не далеко от истины.

Даже пища вызывала страдания. Хотя в прежние дни, когда он обсуждал с компьютером условия, ему предлагалась моделированная пища большого разнообразия и внешнего вида, а он воротил от неё нос, так как она не являлась питательной на самом деле, виртуальная пища была лучше реальной, теперь компьютер испытывал огромное наслаждение подавая ему такое извращённое варево, как зелёное мороженое из лягушки, дрянное жаркое c поджаренным творогом из молока яка, и прочую гадость. И вся чертовщина заключалась в том, что хотя ему и не нужна была пища, так как он напрямую питался энергией компьютера, он не смог отделаться от привычки есть три-четыре раза в день, когда это было возможно. К тому же, когда он отказывался от вызывающей отвращение компьютерной пищи, он начинал испытывать сильные спазмы голода, которые не становились менее болезненными от того, что являлись психосоматическими.

Таким было его существование к тому моменту, когда случилось что-то, разбившее монотонность его бытия и давшее луч надежды. Это событие произошло в день, который начинался так же мерзко, как и все другие. Билл проснулся, усталый и ничуть не отдохнувший, в пещере, по стенам которой влага сочилась почти так же сильно, как дождь, оглушающе льющийся у входа в пещеру. Дрожа от холода и сырости, он пошатываясь вышел наружу, готовый снова нести тяжкое бремя существования.

Вдруг он заметил на горизонте странное свечение. Сперва он подумал, что горит лес. Но ничто, даже эмуляция, не могло создать такого бурлящего пламени. Что это было? Билл прищурился. Свечение было достаточно далеко и чтобы достичь его, нужно было пересечь труднопроходимую местность. Стоило ли оно того? Какая ему разница, что за свечение там на горизонте? Вероятно это был очередной обман извращённого компьютера.

Он тяжело вздохнул и попытался придумать себе занятие на этот день. Как обычно, он ничего не смог придумать. Затем он снова посмотрел на свечение. Оно было всё таким же, не сильнее, не слабее, не меняя цвета. Что оно здесь делало? Он поднялся на ноги, пару раз слабо чертыхнулся и побрёл по липкой грязи, напоминавшей чересчур долго не высыхающий клей. Он потащился вперёд, с болящими от виртуальной усталости конечностями, и зубной дрожью от эмулированного холода. Вскоре он обнаружил, что чтобы достичь свечения, ему придётся пересечь цепь гор. Это было вдвойне досадно, поскольку он был уверен, что когда впервые увидел свечение, этой цепи здесь не было. Эти горы являлись делом рук компьютера. На самом деле за свечением тоже наверняка стоял компьютер, пытаясь доставить ему ещё большее разочарование на свой садистский механический манер. Да, он был обречён, был! Зачем продолжать идти? Он мог с таким же успехом лечь в грязь и посмотреть, сможет ли виртуально утонуть. Но это означало сдаться садистской кучке транзисторов и проводов. Так ли он хотел закончить свой путь? Не с грохотом, а с шипением короткого замыкания.

— Никогда! — он громко вздохнул, а затем закашлялся и расчихался. — Сдаться паршивой машине! Не для меня, не для мачо Билла! Я выжил, ха-ха, и даже больше. Я настоящий победитель, я! Никаких сдач! Вперёд!

Ободрённый всем этим мужественным дерьмом, он заставил себя встать и побрёл пошатываясь вперёд; не сдаваться! Пусть его лёгкие раздувались как пришедшие в бешенство кузнечные мехи, пусть горы впереди при ближайшем рассмотрении оказались крутыми ледовыми башнями с завывающими среди них ветрами, а у него не было шиповок. Хорошие парни всегда побеждают! Да здравствует фаллос!

Несмотря на всё это, он не продвигался. Обессиленный он сползал вниз, уставший, законченный. Без шипов он не мог двигаться дальше, несмотря на лучшие в мире намерения...

Но тут он вспомнил о своей когтистой ступне! Да, конечно же, его любимая аллигаторская ступня! Натуральные шипы, выросшие из мутировавшей ножной почки. Рано его сбрасывать со счётов!

Билл сорвал грубые тряпки, предохранявшие его ступню от метафорического холода, самого мерзкого из холодов здесь. С одной замотанной ногой и голой другой, он на мгновение замер, а затем, отбросив всяческую осторожность и вручив свою душу великому Судье на небесах, где десантники обретают свои последние награды и конечную оценку, сорвал обмотку и с другой ноги. Хотя это и была нормальная нога, прошло так много времени с того момента, когда Билл последний раз подстригал ногти, что он увидел, что даже с такой ногой он получал хорошее преимущество на ледовой метафоре. Он карабкался вверх, задыхаясь и скалясь, его острые когти глубоко впивались в несокрушимый лёд, в то время как другая ступня нащупывала точки опоры в более мягком слое. Его руки хватались за отвесную поверхность, находя там и здесь небольшие жилистые лозы, которые противостояли холоду и достаточно глубоко укоренились, чтобы дать ему дополнительный рычаг. Он тянул себя вверх по отвесной стене, вперёд, вперёд, пока в небе не вспыхнул безумный свет и он не услышал в голове оркестр, исполняющий Увертюру 1812. А затем он внезапно оказался на гребне горы. Он сделал ещё один шаг и перешагнул через вершину. Он с нетерпением взглянул вниз по склону ледовой вершины и увидел такое, что ему не могло привидеться даже в самом безумном сне.

Там, в небольшом естественном углублении в склоне, сидел Лизоблюд. Перед ним горел костёр, и Лизоблюд подкидывал в огонь небольшие куски фосфора. Здесь, располагаясь высоко в атмосфере и давая фосфоресцирующие вспышки, а также испуская фиолетовое свечение, находился источник того света, который видел в небе Билл.

— Лизоблюд! Что ты здесь делаешь? — воскликнул Билл.

— Билл! Чёрт возьми, как здорово снова увидеть тебя! — Лизоблюд во многом выглядел точно так же, как во время их последней встречи. Возможно сильнее проявились от холода его веснушки; возможно его волосы, торчащие из-под подбитого мехом капюшона парки, стали слегка менее оранжевыми, чем раньше. Не исключено, что на его лице появились одна-две морщинки. Но несмотря на все изменения, начертанные временем, этим дьявольским косметологом, это был всё тот же старина Лизоблюд, бывший друг Билла, человек полный отчаянного желания испытать себя и вернуть любовь и уважение своих друзей, других десантников, по какой-то известной только ему идиотской причине, или, за неимением лучшего, хотя бы заставить их прекратить смеяться над ним.

Билл присел на корточки перед огнем. Фосфор вспыхивал и искрился, но Билл слишком окоченел, чтобы чувствовать боль, когда случайная искра приземлялась на его кожу. Впервые за всё время ему было тепло и сухо (так как Лизоблюд предусмотрительно разбил маленькую двухместную палатку как раз перед приходом Билла и даже поставил на огонь небольшой котелок с варевом.) У Билла накопилось множество вопросов, и варево был одним из них. Насколько он понимал, в этом месте ничего не могло существовать в действительности. Его тело, действительно реальная его часть, дремало в, как Билл надеялся, безопасном месте. Компьютер был повелителем реальности. Он диктовал не только то, какую пищу ел Билл, но и на что была похожа эта пища, какова она была на вкус, а ещё компьютер контролировал, как Билл будет реагировать на эту пищу, и таким образом мог добиться любого желаемого результата. Если все это настоящее, а сомневаться не было причины, так как Билл видел своё собственное тело, лежащее на койке в приёмной, когда он на мгновение завис в нерешительности, пока компьютер не всосал его в себя. Итак, в данном случае, как здесь очутился Лизоблюд и как он смог приготовить свою собственную пищевую метафору?

— Лизоблюд, — сказал Билл своему тупо улыбающемуся другу, — это ведь не ты, не так ли?

— Конечно же это я, — ответил Лизоблюд, на его улыбку легла тень озабоченности.

— Нет, этого не может быть, — сказал Билл. — Ты должно быть одна из галлюцинаций или созданий компьютера. Ты не можешь готовить эту пищу без знаний компьютера. Следовательно, ты — ещё одна подделка компьютера, посланная сюда, чтобы снова дать ложную надежду. Так что можешь разрушить это. — Билл от жалости к себе засопел и вытер тыльной стороной руки повисшую с носа каплю.

— Я ничего такого! — воскликнул Лизоблюд, заламывая в тревоге руки. — Я — твой старый добрый дружок, Билл, твой старинный приятель, ты же знаешь это. Скажи, что знаешь!

— Конечно же я знаю это, идиот! — прорычал Билл. — Но если ты — очередная попытка компьютера одурачить меня, ты как раз это и должен был сказать, не так ли?

— Откуда я мог бы знать, что нужно говорить, если бы я был компьютером? — громко заорал Лизоблюд, теряясь в глубинах своего ограниченного интеллекта от всех этих умствований. Всё, что он действительно хотел — нравиться. За это его все и ненавидели. — Я не какое-то там компьютерное изделие, как ты говоришь. Я — это я. Мне кажется.

— Если ты — это ты, — сказал Билл, — тогда расскажи мне что-нибудь такое, чего не может знать компьютер.

— Откуда я знаю, что говорить! — продолжал орать Лизоблюд. — Я не знаю, что известно компьютеру!

— Нет, но то, что ты здесь, означает, что компьютер знает всё, что знаешь ты.

— Это не моя вина, — ответил Лизоблюд.

— Знаю. Но ты понимаешь, что это значит? Это значит, что поскольку компьютер знает всё, что знаешь ты, он — это ты.

Лизоблюд в бешенстве обдумал это и ничего не понял.

— Скажи, Билл, почему бы тебе не попробовать немного этого реального прекрасного варева?

— Заткнись, ты, ложная компьютерная проекция.

— Нет, я не проекция. Билл, верь мне, я — это я.

— Ну ладно, — ответил Билл. — Если я ошибаюсь, то ошибаюсь. Как ты сам, Лизоблюд?

— Прекрасно, Билл, — счастливо пролепетал Лизоблюд. — У меня был трудный период, когда я пытался убедить военных позволить мне попытаться спасти тебя.

— Как тебе это удалось? — подозрительно спросил Билл.

— Разве они могли бы просто так вычеркнуть тебя как пропавшего без вести? Особенно после того, как я начал суетиться.

— Очень любезно с твоей стороны, Лизоблюд. И они позволили тебе отправиться добровольцем?

— Думаю, они просто хотели избавиться от меня. Так или иначе, они позволили мне отбыть, я прибыл сюда, и несмотря на множество препятствий нашёл тебя.

— Ты не хочешь рассказать мне, как, чёрт побери, тебе это удалось?

— Какая разница? — Лизоблюд заёрзал по льду ботинком и сконфузился. — Самое главное сейчас — помочь тебе выбраться отсюда.

Билл с ожесточением уставился на того, кто был либо его старым другом Лизоблюдом, либо компьютерной эмуляцией. Было очень важно выяснить, кто же это на самом деле, так как настоящий Лизоблюд поможет ему, тогда как Лизоблюд — компьютерная эмуляция мог затеять какую-то паршивую игру. Как правило, ни один фантом не выносил пристального взгляда. Билл тяжело вздохнул.

— Я правда считаю, что нам нужно двигаться, — сказал Лизоблюд.

— Сперва скажи мне, как ты здесь очутился.

Лизоблюд открыл рот. И тут сзади Билла раздался хруст. Это был поразительный звук, неожиданный, и он завертелся, ища оружие, которого у него уже не было, и беспокоясь, как, чёрт побери, он будет драться, когда у него даже нет тела.

Что за ужасное зрелище предстанет перед глазами Билла, когда он обернётся? Что за душераздирающий ужас ждал его? Он издал булькающий звук, когда обнаружил, что смотрит на оленя. Обыкновенного старинного оленя средних размеров, с прекрасными молодо выглядящими рогами. Тот осторожно пробирался по уступу, проходящему в нескольких ярдах ниже по склону. Заметив их, олень сильно затрепетал, но не мог пуститься в бег из-за узости уступа. Он осторожно продолжил свой путь, не сводя с них больших коричневых глаз, под его острыми маленькими копытцами похрустывал снег. В конце концов он достиг места, где проход расширился. Стегнув хвостом, он поскакал и через некоторое время скрылся из виду.

— Исчез! — сказал Лизоблюд. — Знаешь, они любят холодные возвышенности.

— Кто?

— Олень, Билл.

— Как, — в сильном раздражении воскликнул Билл, — мог попасть в компьютер облезлый олень?

Лизоблюд задумался.

— Может, так же, как и мы?

Билл ужасно проскрипел зубами и стиснул пальцы.

— Не хочешь ли ты в точности рассказать мне, как мы здесь очутились? Они не объясняли мне всех деталей. Расскажи в общих чертах.

— Билл, ты явно сходишь с ума. Хочешь ты выбраться отсюда или нет?

— Всё верно, — мрачно сказал Билл, мгновенно спускаясь с крутых высот гнева в гнетущие глубины отчаяния. — Хоть у меня и ужасно паршивое ощущение, что я об этом пожалею.

Он проследовал за Лизоблюдом вниз по ложбине. Некоторое время спускаться было тяжело, хотя и не так тяжко, как когда Билл поднимался с другой стороны. Он пробирался по пояс в снегу и завидовал той лёгкости, с какой скользил сквозь него Лизоблюд. Но наблюдение за движением Лизоблюда беспокоило его, так как в том, как скользил Лизоблюд, было что-то элегантное и нечеловеческое. Билл спрашивал себя, когда увалень перестаёт быть таковым? И сам себе ответил: когда управляется компьютером.

А пока он следовал за ним, поскольку больше всё равно не куда было идти. Может, если он будет думать о Лизоблюде, как о компьютере, у него появится шанс спастись. Или, по крайней мере, в последний раз посмеяться над компьютером.

— Это здесь внизу, — сказал Лизоблюд, направляясь к группе деревьев, темнеющей на снежном ландшафте.

— Что там внизу? — спросил Билл.

— Помощь, — ответил Лизоблюд.

Они спустились вниз в заснеженное ущелье, а затем стали карабкаться по ледяным скалам на противоположной стороне. Билл был так занят, пытаясь взобраться по скользкому склону обрыва, что не смотрел вверх, пока не достиг следующего гребня. Он увидел Лизоблюда, или тот фантом, который претендовал на то, чтобы называться Лизоблюдом — в общем-то между ними могло и не быть большой разницы — но несомненно какие-то отличия были — увидел двигающегося Лизоблюда, машущего руками необычайно гибкими движениями. Движениями компьютерной анимации. Билл сделал вид, что не заметил, так как не хотел, чтобы Лизоблюд знал, что он его раскусил.

Глядя вверх, Билл мог видеть, с дальнего гребня, четыре чёрные точки, движущиеся по снежному ландшафту. Позади них была ещё одна, большая, чёрная точка.

— Что это? — спросил Билл.

— Это друзья, — ответил Лизоблюд. — Они идут к нам на помощь.

— Здорово, — произнёс Билл. Он огляделся. Вокруг не было ничего кроме ледяных пиков и снежных полей и пяти двигающихся к ним и медленно вырастающих в размерах чёрных точек. В данный момент у него не было особого выбора. Хотел бы он, чтобы у него было немного больше возможностей.

* * *

— Кто эти парни? — спросил Билл.

— Позволь представить, — ответил Лизоблюд. — Большой человек с волнистыми каштановыми волосами, одетый в двухцветный цельный комбинезон, командир Дирк, капитан космического корабля «Смышлёный».

— Никогда не слышал о «Смышлёном», — сказал Билл. — Это новый класс?

— Не волнуйся насчёт этого, — успокоил его Лизоблюд. — Дирк и его «Смышлёный» — независимая команда. Это наиболее мощный корабль во всём космосе. Ты полюбишь этот корабль, Билл.

Биллу не хотелось спрашивать, как Лизоблюд оказался на борту «Смышлёного». Он понимал, что у Лизоблюда, как у всякой эмуляции, есть логичный ответ.

— Кто тот парень с острыми ушами? — спросил Билл.

— Это Сплок¹, ноктюрнец с планеты Фортинбрас-2. Они — чужие.

— Что ты говоришь, — едко произнёс Билл.

— Но они — дружелюбные чужие, — торопливо уточнил Лизоблюд. — Сплок — по настоящему дружелюбен, хотя может поступать и не по-дружески. Хочу тебя сразу предупредить.

— Если он дружелюбен, — спросил Билл, — почему он поступает не по-дружески?

— Фортинбрасцы, — ответил Лизоблюд, — раса, культивирующая отсутствие эмоций. Чем меньше ты проявляешь эмоций, тем больше им это нравится.

— Звучит здорово, — сказал Билл. — А что им доставляет удовольствие?

— Вычисления, — ответил Лизоблюд.

— Лучше их, чем меня, — вздохнул Билл.

Они почти достигли группы. Перед тем, как они сблизились на расстояние слышимости, Лизоблюд поспешно сказал в сторону:

— Кстати, Билл, чуть не забыл сказать тебе. Что бы ты ни делал, не вздумай подшучивать или острить над острыми ушами. И ещё, даже более важное...

Он замолчал, так как командир Дирк, шагавший на несколько метров впереди других, достиг их и протянул руку. Билл пожал её. У Дирка была тёплая рука и дружеские манеры, хотя Биллу не понравился двухцветный комбинезон — красновато-коричневый и розовато-лиловый не относились к числу его любимых цветов. С другой стороны, он никогда особо не следовал моде. На ферме для этого было не слишком много возможности.

— Рад познакомиться, Билл, — поприветствовал его Дирк.

— И я, сэр, — ответил Билл. — Спасибо, что прошли весь этот путь, чтобы спасти меня. Я не очень понимаю, как вы это сделали, так как по моим последним сведениям я — бестелесный разум внутри компьютера.

— Мы здесь не совсем для того, чтобы спасти тебя, — сказал Дирк. — Мы здесь, чтобы найти секрет того, как существам на этой планете удаётся сделать так, что космические корабли исчезают в одном месте и появляются в другом, находящемся в миллионах миль, иногда даже в нескольких световых годах от первой точки. Представь, как важно для наших космических вооружённых сил обладать такой возможностью. Как бы мы ни оказались здесь, Сплок — наш офицер-исследователь. Что бы ты ни думал о его острых ушах, его разум во много раз мощнее моего, и следовательно практически в бесконечно раз мощнее твоего.

Билл проглотил оскорбление; никогда не следует спорить с офицерами.

— Я не думаю ничего плохого о его острых ушах! Думаю, они выглядят великолепно. Ручаюсь, девушки от них испытывают странное возбуждение. Как от моих зубов. — Он пощёлкал по выступающему клыку.

К ним подтащился Сплок. У офицера-исследователя с Фортинбраса было вытянутое худощавое лицо и задирающиеся вверх с обеих сторон брови чужака. Речь его звучала как из плохо настроенного голосового эмулятора, гулко и немодулированно.

— Если тебе нравятся такие уши, то вполне можно договориться и устроить тебе пару таких же.

— Ну, — сказал Билл, переварив это, — когда ты подошёл поближе, мне кажется, они мне не так уж и нравятся. Я просто подумал, что они тебе прекрасно идут.

— Я пошутил, — сказал Сплок. — Хотя у моего народа нет чувства юмора, мы шутим, чтобы низшие расы, с которыми нам приходится работать, чувствовали себя более естественно. Использованный мной тип юмора называется иронией.

— Ирония! Ну да. Конечно! — произнёс Билл. — Ох, парень, хо-хо, как смешно!

— Я не имел в виду, — холодно произнёс Сплок, — что слово ирония — смешно само по себе. Хотя, полагаю, оно и имеет юмористический подтекст. Я имел в виду, что моё заявление насчёт острых ушей... О черт. Бросим это. Капитан Дирк, что вы хотите от меня?

— Я хотел бы, чтобы вы разъяснили этому десантнику, — ответил Дирк, — как мы здесь очутились.

— Но это же очевидно, — сказал Сплок, холодно глядя на Билла. — На всякий случай, ты же получил Общегуртово-оленье образование в начальной школе или в колледже?

— Думаю, в моей школе это называлось как-то по-другому, — уклончиво ответил Билл.

— Ладно. Что мы сделали, так это переоборудовали двигатели «Смышлёного» таким образом, чтобы они излучали на прерывистую кривую Скома. Конечно, это достаточно в общих чертах; большинство командиров делают этот по меньшей мере раз в год, когда подходит время очищать днище от космических наростов. Это сжимает корабль, что позволяет легко удалить наросты.

— А наросты это разве также не уменьшает? — спросил Билл.

Сплок уставился на него. Затем разразился неприятным смехом. Билл бросил взгляд на Лизоблюда, который смущённо отвернулся.

— Что смешного я сказал? — наконец спросил Билл.

— Ты спросил, уменьшаются ли наросты. Какая тонкая ирония!

— Полагаю это было очень смешно, — сказал Билл, стараясь быть сдержанным. Такое поведение помогало ужиться с этим экстравагантным чужаком.

— Нет, это не смешно, — сказал Сплок. — Как минимум для меня. Но вообще-то я даже собственные шутки не нахожу смешными. Я смеялся только для того, чтобы ты расслабился.

— О, большое спасибо, — произнёс Билл, чувствуя, что этот шутник — чистой воды придурок.

— Затем, когда корабль привёл волну Скома в состояние излучения, вместо очистки днища мы ввели пульсирующий удар, который миниатюризовал корабль и спроектировал его в виде серии нематериальных кадров. В таком виде мы смогли войти в компьютер в качестве эмуляции.

— О, понятно, — произнёс Билл, не понимая ни единого слова из технической информации. — Звучит здорово, действительно здорово.

— Ни без этого, — сказал Сплок, притворяясь скромником.

— Ну а теперь, после того, как вы проделали такую громадную работу, чтобы проникнуть сюда, как вы собираетесь вытащить нас отсюда?

Тут вмешался капитан Дирк.

— Мы узнаем это сразу после того, как Сплок закончит свои вычисления.

Вытянутое худощавое лицо Сплока приняло выражение предельной концентрации. Его глаза превратились в щёлки, вены у него на висках вздулись, а уши слегка задрожали, что указывало, как позднее узнал Билл, на то, что мужская особь Фортинбраса входит в состояние Ур-концентрации.

— Как ты познакомился с этими парнями? — шёпотом, чтобы не нарушить концентрацию Сплока, спросил Билл.

— Прекратите шептаться! — сказал Сплок. — Я не могу сосредоточиться!

Ого, подумал Билл, он многое может слышать этими острыми ушами.

Сплок снова свирепо посмотрел на него.

— И прекрати это!

— Ты не мог меня слышать! — воскликнул Билл. — Я думал!

— Логика подсказывает, о чём ты думаешь, — ответил Сплок. — Я не должен снова повторять тебе, что мне не нравятся комментарии такого рода.

— Разве твой друг не сказал тебе, чтобы ты не касался его ушей? — спросил капитан Дирк.

Билл съёжился, а затем внезапно выпрямился. Это уж было слишком. Этот хренов чужак в мягком комбинезоне с нахальной мордой и ушами как у беременной кенгуру не имел права указывать ему, как думать. Пошли они к чёрту, он не нуждается в них; он и сам спасётся.

— Мы нужны тебе, — сказал Сплок.

— Прекрати читать мои мысли! — заорал Билл.

— Я не читаю твои мысли. Я просто использую логику ожидаемых действий.

— В самом деле? — спросил Билл. Неожиданно он улыбнулся.

— Ну да, — без улыбки ответил Сплок.

Через мгновение он уже качался, поднеся руки к лицу. Билл нанёс наилучший удар прямой левой, какой только видела эта планета с момента рождения из огненной ямы с однородной иллюзорностью. Руки Сплока окрасились в красный цвет.

— Ты разбил мне нос! — воскликнул он.

— По крайней мере мы на время отошли от темы ушей, — сказал Билл. — Разве это удар, так, толчок. Откинь голову назад и положи под шею что-нибудь холодное. Кровотечение сразу прекратится.

— Ты не понимаешь! — завопил Дирк.

— Я прекрасно разбираюсь в разбитых носах, — ответил Билл.

— Я имею в виду, ты не знаешь, что может сделать с фортинбрасцем — мужчиной удар в нос.

— Он этого не предвидел, — сказал Билл. — Вот и все его логические ожидания.

— Дурак! — продолжал вопить Дирк. Его лицо побледнело. — У мужчин с планеты Сплока в носах располагаются резервные банки памяти.

— Чертовски глупое место для хранения памяти, — сказал Билл.

— Где я? — произнёс Сплок, оглядываясь вокруг.

Капитан Дирк шумно вздохнул и схватился за голову.

— Сплок! Ты должен вспомнить! Информация в твоей голове крайне важна, уникальна и содержит специальные математические знания, необходимые нам, чтобы выбраться отсюда.

— Боюсь, данные повреждены, если вообще не уничтожены, — ответил Сплок. — Я хранил их в носу в дополнительных банках памяти, для лучшей сохранности. Откуда я мог знать, что меня ударит по носу этот варвар с сауранской лапой?

— Откуда ты знаешь о моей аллигаторской ступне?

— Логика неожиданного, — с кислой улыбкой ответил Сплок. — К тому же я её вижу.

— Пошли! — стал подгонять Лизоблюд. — Давайте убираться отсюда к чёртовой матери!

По настоятельной просьбе Лизоблюда они повернулись и пошли к оставшимся двум маленьким и одной большой чёрным точкам, которые Билл видел до этого. Когда они достигли их, чёрные точки остались чёрными точками, только большего размера.

— Что это? — спросил Билл.

— Это хранительная эмуляция нашего спасательного корабля и двух управляющих им членов экипажа.

— Но это же чёрные точки, — сказал Билл.

— Мы храним их в таком виде, — ответил Дирк, — для экономии энергии. Для проецирования эмуляций в чужой компьютер требуется большое количество энергии, а главные батареи «Смышлёного» и так опасно истощены из-за случившегося незадолго до этого происшествия.

— И от них будет прок? — спросил Билл.

— В данном виде не совсем, — ответил Дирк. — Но как только Сплок активизирует их в полную видимую форм...

— Я не могу, — пожаловался Сплок, мягко касаясь носа. — Уравнения, — он засопел. При этом раздался свистящий звук. Похоже, что Билл разбил не только критические данные, необходимые им, чтобы выбраться с компьютера и попасть на «Смышлёный», но и нос Сплока.

— Теперь у нас по-настоящему проблемы, — обречённо произнёс Дирк.

Билл подошёл к одной из чёрных точек и коснулся её. Она была холодной и металлической. Он толкнул её. Она не поддалась. Он подошёл к её краю. Край был толщиной с лезвие бритвы. Позднее он узнал, что хранительные эмуляции не имеют на самом деле глубины, только ширину и высоту и, конечно, занимают довольно большую площадь. Но даже эта информация не могла помочь ему превратить эмуляцию во что-либо более полезное.

Капитан Дирк сказал:

— Сплок! Можешь что-нибудь сделать?

— Пытаюсь, — прогнусавил фортинбрасец, — но данные искажены.

— Взгляните! — воскликнул Лизоблюд.

Они стояли под неподвижным жёлтым солнцем на уходящей в бесконечность равнине. На её поверхности росли небольшие пурпурные растения и располагалось несколько развалин, помещённых компьютером, чтобы оживить местность. Теперь у них на глазах над поверхностью бешено неслись тёмно-зелёные облака, неся песок и куски гравия, приближавшиеся к ним со скоростью выпущенных дрожащей рукой пуль из автомата.

Капитан Дирк опустился на одно колено и, выдернув из поясной кобуры опасно выглядевший пистолет, перевёл луч в конус и уничтожил угрозу, прежде чем она разорвала их на эмуляционные кусочки.

— Держись, капитан! — прокричал Сплок. — Я получил внешние уравнения. Ещё не достаточно, чтобы помочь нам, но достаточно, чтобы дать надежду на успех.

— Только не долго, — процедил сквозь сжатые зубы Дирк. — Мой ручной лазер заряжён лишь наполовину. Вероятно, халатность этого нового рядового из Новой Калькутты. За такую оплошность я ему кое-чего сверну.

— Если мы ещё вернёмся, — сказал Сплок, его лицо приняло знакомое выражение муки человека, пытаясь вспомнить забытое уравнение.

Билл наблюдал за всем этим, и размышлял, чем бы помочь. Внезапно его осенило. Он шагнул вперёд и прежде, чем Дирк остановил его, одной рукой схватил Сплока за затылок, а другой сжал тому нос.

— Билл, что ты делаешь? — завопил Лизоблюд, как всегда встряв с ненужным вопросом.

Билл сжал зубы и повернул нос Сплока на пол-оборота влево. Раздался громкий щелчок. Билл отпустил Сплока и отступил назад.

— А так как, парень?

— Похоже он выправил его, — сказал Сплок. Он с уважением взглянул на Билла. — Откуда ты узнал, что фортинбрасцы рождаются без носов, а отправляясь в миры, где у мужчин есть носы, приделывают механический?

— Я просто подумал, что стоит попробовать, — ответил Билл.

— Хвала разуму за природную интуицию, — сказал Сплок. Он твёрдым баритоном пробормотал уравнения и точки откликнулись, превратившись в двух членов экипажа, одетых в комбинезоны того же типа, что и у Сплока и Дирка, только из худшей ткани. Большая чёрная точка развернулась в космический катер.

Как только Билл вошёл вовнутрь, ему показалось, что он услышал голос, звавший его по имени:

— Билл! Подожди меня!

Это был женский голос. Но этого не могло быть. Он не был знаком ни с одной женщиной в округе.

Примечания

1. явный намёк на товарища Спока из нескончаемого «Звёздного Пути» (Star Trek).