Глава 4
Ян лежал на спине на своей скамье, мускулы слишком усталые, чтобы расслабиться, и в очередной раз проверял список. Остатки кукурузы были к этому времени уже погружены. До отправления оставались какие-то часы. Как только освободились силосные башни, с машин сняли лишние части, чтобы тяжелую технику можно было вкатить внутрь. Покрытая силиконовой смазкой и накрытая плетеным пластиком, она могла перенести 200-градусную жару четырехгодичного лета. Вся она — грузовики, вертолеты, комбайны — были и в хранилищах Южгорода, так что брать их с собой не было необходимости. Был взят запас мороженых продуктов, куры, ягнята и телята для разведения новых стад, домашняя мебель (на этот раз в минимальном количестве) и кукуруза заполнили почти все внутреннее пространство машин. Резервуары воды были полны — он записал это и подчеркнул. Вода! Первое, что нужно сделать этим утром — это передать по компьютерной трансляции приказ поставить водоочистительный завод Севпункта на консервацию.
Завод уже прекратил свою вторичную деятельность — химическую и минеральную экстракцию, производство удобрений, и работал лишь над поддерживанием напора воды в 1300-километровом канале и комплексе туннелей. Пора было останавливать и это: сельское хозяйство на этот сезон уже свернуто.
Послышался стук в дверь, такой тихий поначалу, что он не был уверен, в самом ли деле он его слышал. Стук повторился.
— Одну минуту.
Он скатал листы бумаги в крутой сверток и бросил его на стол. На негнущихся ногах, босиком, он прошел по пластиковому полу и открыл дверь. Там стоял Ли Сяо, радиотехник.
— Я тебя побеспокоил, Ян? — Он выглядел встревоженным.
— Да нет вообще-то. Я все равно не спал, возился с бумагами.
— Может быть попозже...
— Заходи, раз уж пришел. Выпьем чашку чая, а потом, может быть, нам удастся вздремнуть.
Ли прошел, прихватив коробку, стоящую за дверью. Ян занялся кипящей водой из крана, прогрел чайник, затем заварил чайные листья. Ли был спокойным человеком с умом, похожим на одну из его печатных схем. Мысль могла путешествовать в его разуме, выходя только в качестве конечного решения.
— Ты с Земли, — сказал он наконец.
— Я думал, это вполне известный факт. Молока?
— Спасибо. Как я понимаю, на Земле существует много общественных уровней, а не просто население, как у нас.
— Можно сказать и так. Это неоднородное общество; ты мог видеть это по программам с Земли. Люди занимаются разной работой, живут в разных странах. Различий много.
На лбу у Ли была испарина, чувствовалось, что ему не по себе, неуютно. Ян устало покачал головой и подумал о том, к чему все это приведет.
— Там тоже есть преступники? — спросил Ли, и Ян вдруг мгновенно избавился от сонливости.
— Вероятно, должны быть. Есть же там полиция в конце концов. А почему ты спрашиваешь?
— Ты встречал когда-нибудь преступников или людей, нарушавших закон?
Ян не мог более сохранять спокойствие. Он слишком устал, и на его нервах слишком грубо играли.
— Да ты что, стукач? На работе здесь, что ли? — голос его был ровным и холодным.
Ли поднял брови, но выражение его лица не изменилось.
— Я? Нет, конечно. Чего ради я должен посылать инопланетной полиции доклады о том, что происходит на Халвмерке?
— Тебя подослали сюда извне, мой мальчик, — подумал Ян. Когда он заговорил вновь, он был так же хладнокровен, как и всегда. — Если ты не стукач, откуда тебе известно это слово? Это земной жаргонный термин с плохой репутацией. Обычно его недолюбливают. Я ни разу не слышал его в программах ТВ, не читал в книгах, разрешенных для употребления в этом мире.
Ли совсем уж был смущен, нервно мял кисти, забыв о чае. Наконец он заговорил, причем слова его хлынули потоком.
— Ты, конечно, можешь говорить, ты знаешь о таких вещах. Ты знаешь Землю, знаешь как выглядят другие места. Ты сам ни за что не заговоришь, у тебя должны быть веские причины. Вот почему я сюда и пришел. Выслушай меня, пожалуйста, не прогоняй. Я не хочу оскорблять. Но твое присутствие здесь — то, что ты находился здесь эти годы, — все это, возможно, означает, что ты не можешь уйти. Насколько я знаю, ты хороший человек, с доброй волей. Я не думаю, что ты стукач. Ты не стал бы этого делать. Если ты не стукач, то, значит, ты не преступник. Нет, но ты, в общем... видимо...
Голос его стал сбивчивым: о таких вещах здесь было говорить не легче, чем если бы они вновь оказались на Земле.
— Ты хочешь сказать, что если я не преступник, то я должен быть на этой планете по какой-то причине? — Ян быстро кивнул. — А разве это причина, чтобы я говорил об этом с тобой? Это не твое дело.
— Я знаю, — сказал Ли в отчаянии. — К сожалению, я не могу говорить с тобой об этом. Но это очень важно для меня...
— Для меня тоже важно. Я могу попасть в беду, если заговорю с тобой. Чтобы ничего из сказанного мною не пошло дальше тебя, понятно?..
— Да, да, я обещаю.
— Тогда ты прав, у меня были трения с властями. Я сослан сюда в наказание. И чем меньше я буду мутить воду, тем дольше проживу. К примеру, чем меньше буду говорить с тобой на подобные темы.
— Я не хотел спрашивать, но должен. Мне нужно тебе кое-что сказать. Теперь у меня появилась возможность, и я чувствую, что поступаю правильно. Я должен тебе все рассказать, я не могу больше носить это в себе. — Ли напрягся и поднял лицо, словно ожидая удара. — Я нарушил закон.
— Ну что ж, рад за тебя. Возможно, на этой планете ты — единственный, у кого достаточно для этого нервов.
Ли осекся.
— Тебя это не пугает?
— Нисколько. Если уж на то пошло, это меня даже восхищает. Что же ты натворил, что тебя так грызет?
Ли поднял клапан кармана на куртке и вынул нечто маленькое и черное, и протянул Яну. Предмет был тонкий и прямоугольный, и с краю имел ряд крохотных штырьков.
— Нажми на второй, — сказал он.
Ян послушался, и полилась тихая музыка.
— Я сам это сделал, сам сконструировал из деталей снабжения. Поэтому, кто это увидит, оправдания будет недостаточно. Вместо ленты я использовал банк цифровой памяти на молекулярном уровне, вот почему оно такое маленькое. Оно может записывать музыку, книги, все, что угодно — запас времени примерно на тысячу часов.
— Это очень хорошо, но я не назвал бы это преступным деянием. Со времен первого человека, работавшего с первой машиной, механики, как мне представляется, на свой лад обращались с частями и деталями, и я восхищен твоим устройством. Я не думаю, что тебе следует называть это нарушением закона.
— Это только начало. — Ли поднял коробку и поставил ее на стол. Она была из светлого сплава, поверхность крепили ряды крошечных заклепок — конструкция представляла воплощение трудолюбия.
Он набрал комбинацию и открыл крышечку, развернув аппарат в сторону Яна. Коробку ряд за рядом заполняли ленточные кассеты.
— Это — от людей, прилетевших на кораблях снабжения, — сказал он. — Я обменивал на них свои рекордеры. Они очень популярны, и я получаю каждый раз еще и еще. Там есть человек, который дает мне все, что нужно. Я думаю, это незаконно.
Ян тяжело откинулся на сиденье и кивнул.
— Это действительно противоречит закону, противоречит всем законам, которые мне известны. Тебе не следует больше никому об этом говорить, а если меня спросят, я никогда этого не слышал. Самое вероятное, что тебя ждет, в случае, если об этом станет известно — это мгновенная смерть.
— Так плохо? — Ли сидел, выпрямив спину, совершенно бледный.
— Так плохо. Зачем ты мне это рассказал?
— У меня была идея. Сейчас это не имеет значения, — он встал и поднял коробку. — Я, пожалуй, пойду.
— Погоди, — едва подумав об этом, Ян уже знал, зачем пришел радиотехник. — Ты боишься лишиться лент, не правда ли? Если ты их оставишь, жара их разрушит. А Старейшины проверяют весь личный багаж, чего прежде никогда не делали, и они захотят выяснить, что у тебя в коробке. Так какой же помощи ты ждал от меня?
Ли не ответил, потому что это было очевидно.
— Ты собирался просить, чтобы я это спрятал в своем оборудовании? Рисковал жизнью из-за паршивых лент?
— Я не знал.
— Надеюсь на это. А ну-ка сядь, стоя ты мне действуешь на нервы. Вылей чай в раковину, я налью тебе кое-что получше. Тоже незаконное, как и ленты, только не в такой мере наказуемое.
Ян открыл кабинет и вынес пластмассовую бутылку, полную прозрачной жидкости легального вида. Он налил два бокала и протянул один из них Ли.
— Выпей, тебе понравится, — он поднял собственный бокал и отпил половину.
Ли подозрительно понюхал, потом пожал плечами и отхлебнул добрый глоток. Глаза у него расширились, но все же он сумел проглотить, не закашлявшись.
— Это... я никогда такого не пробовал. Ты уверен, что это можно пить?
— Более чем. Помнишь, я выращивал яблоки за магазином. Маленькие такие, величиной с большой палец. Они очень сладкие, и на дрожжах сок очень хорошо бродит. Я получил яблочное вино крепостью где-то в двенадцать градусов. Затем поместил его в мощный морозильник и выбросил лед.
— Весьма остроумно.
— Должен признать, что первоначальная идея принадлежит не мне.
— Но это очень простой способ концентрировать спирт. Вообще-то чем больше пьешь, тем вкуснее он кажется.
— Это тоже не открытие. Ладно, давай, я тебе постелю. А потом ты сможешь показать мне некоторые из этих кассет?
Ли нахмурился.
— А как же наказание смертью?
— Будем считать, что первые мои страхи рассеялись. Это был всего лишь рефлекс. Корабли опаздывают, они могут вообще не появиться. Чего ради я должен бояться возмездия Земли, которая отсюда в таком удалении? — он порылся в кассетах, читая некоторые названия. — Все это довольно невинно — дребедень, хотя и слишком горячая по стандартам этой планеты. Но ничего политического.
— Что значит — политическое?
Ян вновь наполнил бокалы и поглядел в свой.
— Ты наивен, — сказал он. — И ты даже не можешь понять, что значит это слово. Ты слышал, чтобы я когда-нибудь говорил о Земле?
— Нет. Но я никогда не думал об этом. Но мы знаем о Земле из видеолент, и...
— Здесь, на Халвмерке, вы не знаете ничего. Эта планета на пороге смерти, концентрационный лагерь на краю небытия. Заселение произошло в результате насильственных миграций или политических ссылок. Неважно, это где-то записано. Это всего лишь сельскохозяйственная машина, обслуживаемая немыми фермерами. Она обязана поставлять продукты на иные планеты с максимальной выгодой и минимальными затратами. Земля... Сейчас это кое-что еще. Элита наверху, пролы на дне, а все, кто между, закреплены на месте, как кнопки на панели. Всем это не по душе, кроме тех, кто наверху, но у них то достаточно могущества, чтобы так длилось веками. Это ловушка. Болото. Без выхода. И это все, что я тебе скажу. Так что оставь кассеты. Я о них позабочусь. И почему только, черт побери, мы должны рисковать собой ради каких-то тривиальных кассет? — с внезапным гневом он стукнул бокалом. — Что-то там происходит, и я не знаю, что именно. Корабли всегда прибывали вовремя. А теперь — нет. И они вообще могут не придти. Но у нас есть кукуруза, и если они придут, она понадобится...
Усталость и спирт потащили его вниз. Он допил последний глоток из бокала и махнул Ли, указывая на дверь. Ли, прежде чем открыть ее, оглянулся.
— Ты мне ничего сегодня не говорил, — сказал он.
— И я не видел этих чертовых кассет. Спокойной ночи.
* * *
Ян знал, что прошло три полновесных часа, но казалось, что свет и звонок вытянули его из сна лишь через секунду после того, как голова упала на подушку. Он потер слипающиеся веки и почувствовал гадкий вкус во рту. И начался очень длинный день. Пока заваривался чай, он вытряхнул из бутылки пару стимуляторов, взглянул на них и добавил третий. Очень длинный день.
Прежде, чем он допил чай, раздался тяжелый стук в дверь, и он не успел даже встать, как она распахнулась. Один из Тэкенгов — он забыл его имя — сунул голову в проем.
— Все загружено кукурузой. Кроме этой машины, как ты сказал, — на его лице были полосы грязи и пота, и он выглядел не менее усталым, чем Ян.
— Хорошо. Дайте мне десять минут. Можете прорезать люки.
Нелегальные ленты Ли были среди инструментов машины, запечатанные на замок. Вся одежда и личные вещи, которые ему понадобятся, уместились в сумке. Когда он мыл чайный прибор и расставлял по нишам своего кабинета, на потолке вспыхнула красноватая вспышка. Точка превратилась в линию и стала очерчивать в металле круг. Когда он протолкнул кровать, стол и кресла через переднюю дверь, круг стал полным, и металлический диск с лязгом упал, глубоко утонув в пластиковом покрытии. Ян бросил сумку через плечо и вышел, заперев за собой дверь.
Его автолавка должна была выезжать последней. Казалось, что работали все. Из ближайшей силосной башни змеился огромный шланг и примыкал к борту машины. Человек наверху закричал и замахал руками, и шланг изогнулся, когда хлынул поток зерна. Шланг забился у человека в руках, и Яна осыпало золотым дождем, прежде чем мужчина навалился всем телом и сумел заставить кукурузу сыпаться в машину в свежепрорезанное отверстие.
Ян стряхнул зерно с плеч. Зерно было длиной со средний палец, сморщенное после вакуумной дегидратации. Чудесная пища, лабораторный продукт, богатый протеином, витаминами, питательными веществами. Его можно переработать в питание для младенцев, в еду для взрослых, и кашу для старцев, и все равно это блюдо будет содержать все необходимые вещества для жизнедеятельности. Совершенная пища. Для экономичных рабов. Одно плохо — то, что ему не свойственен вкус многих других продуктов.
Заскрипел металл — угловые домкраты снимали машину с бетонной подушки. На открывшимся под ней черном пятне уже находились люди, они топали во тьме, выкрикивали ругательства, устанавливали и закрепляли колеса. Все происходило одновременно. Как только резервуар был установлен в надлежащее положение, они взобрались по трапу наверх. С крыши спрыгнули грузчики, и насос остановился. Деятельность была так хорошо скоординирована, что человек, натягивающий пластиковые оболочки на свежепрорезанное отверстие, протестующе закричал, когда машина тронулась вперед, поднимаясь по мере того, как въезжала на пандус. Когда она оказалась наверху, ее поставили на тормоза, на то время, пока механики копались под ее массивным корпусом, проверяя контакты, которые бездействовали четыре года.
Пока Ян спал, поезда были составлены. Всего в третий раз Ян видел великую миграцию, и все время впечатление оставалось, как в первый раз. Коренные халвмеркцы принимали их, как должное, хотя очередная перемена в жизни и вызывала у них возбуждение. Движение так же возбуждающе действовало и на Яна, оттого, видимо, что он привык к разнообразию и к новизне, путешествуя по Земле. Здесь же любое бегство от скуки и однообразия повседневной жизни было облегчением. Отчасти благодаря этой неожиданной перемене смог он начать принимать этот иной физический мир. Несколько дней назад это был процветающий город, окруженный фермами, которые простирались за горизонт и далее. Сейчас все изменилось. Транспорт и механизмы были заперты в массивные силосные башни, двери которых задраены. Куполообразные надувные дома, стационарные, тоже совершенно изменились. Никаких опор на Землю — они были поставлены на ряды надежных колес и формировали стройные линии, вместе со зданиями ферм, которые теперь тоже были на колесах. Там, где был город, оставались отныне одни лишь фундаменты, словно постройки стерло вдруг неожиданным взрывом.
На широком Центральном Пути стоял двойной ряд поездов. Здания, которые выглядели такими непохожими друг на друга, будучи домами и лавками с навесами, лестницами и клумбами, сейчас были сведены к единой форме и размеру. Машины в большом поезде были соединены вместе и однообразны. По двенадцать машин в поезде, и каждый поезд ведет движитель. Невиданный движитель.
Большой. Поначалу Яну трудно было поверить, что энергозавод таких размеров может перемещаться. Но энергозаводами они были до тех пор, пока стояли в стороне от Дороги. В стационарном положении их атомные генераторы вырабатывали всю энергию, в которой только нуждались город и фермы. Но заводы всегда были готовы превратиться в движители.
Больше. В десять раз крупнее самого большого тягача, который Ян когда-либо видел до своего появления на этой планете. Он шлепнул ладонью по одной из покрышек, проходя мимо — вершина протекторов была так высоко над головой, что он мог бы дотянуться. Крепежные гайки шириной с обеденную тарелку. Два управляющих колеса позади. Позади передних колес находились рангоуты жилого отсека. Пятнадцать их, приваренных к золотистому металлу борта этого чудовища. Впереди — батареи прожекторов, таких мощных, что ослепить человека даже издали, если этот дурак будет стоять и пялиться на них. Мерцание стекла наверху, где отсек водителя. Вне видимости, наверху, закреплены рядами трубы и шланги, охлаждающие атомные двигатели. Энергии двигателей достаточно, чтобы осветить небольшой город. Он не смог удержаться — постучал, проходя, по твердому металлу.
Возле ведущего поезда его дожидался Иван Семенов.
— Ты сам поведешь движитель? — спросил он.
— Это твоя работа, Иван, и очень ответственная. В кресле движителя сидеть Поездному Мастеру.
Губы Ивана чуть изогнулись.
— Какие бы титулы нам не давали, Ян, — я думаю, мы знаем, кто из нас на самом деле Поездной Мастер на этот раз. Так говорят люди. Теперь, когда дело сделано, они думают, что ты был прав. Они знают, кто сейчас во главе. А у Хейна мало друзей. Он лежит в постели, держится за руку, хнычет и не разговаривает ни с кем. Люди проходят мимо его машины и смеются.
— Мне жаль, что пришлось это сделать. Но я по-прежнему считаю, что иначе было нельзя.
— Пожалуй, ты прав. В любом случае, они знают, кто руководитель. Веди первый движитель.
Он повернулся на каблуках и пошел прочь, прежде чем Ян успел ответить.
Первый движитель. Ему предстояло взвалить на себя большую ответственность. Но уже пришло возбуждение. Не просто вести эту махину — но вести ее очень быстро. Яну пришлось улыбнуться про себя. Он быстрее пошел вдоль поездов, к первому поезду. К первому движителю.
Толстая дверь двигательного отсека была открыта, и он увидел инженера, нагнувшегося над приборами смазочного контроля.
— Прервись ненадолго, — сказал он, просовывая свою сумку в дверной проем. Не дожидаясь ответа, он схватился за скобы и забрался внутрь. Слева от него была пустая Дорога, окруженная опустевшими фермами, и все дальше, все дальше расстилалась Дорога перед ним по мере того, как он поднимался в кабину. А позади был двойной ряд поездов, неподвижных и ожидающих. Помощник водителя сидел в своем кресле и просматривал списки. В примыкающем отсеке, возле расположенной у стены аппаратуры, находился офицер связи.
Впереди — широкая пластина армированного стекла, над ней — ряд телеэкранов. Внизу, ряд за рядом — приборы и измерители, передающие информацию на поезд, ведомый движителем.
Перед пультом управления — единственное пустое кресло, мягкое, со спинкой и подголовником, перед ним — баранка и панель. Ян медленно уселся, чувствуя спиной прочность спинки, легко поставил ноги на педали, протянув руки и взявшись за холодную баранку.
— Начинай читать список, — сказал он. — Готовимся к отправлению.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |