Глава 8
Ян уже почти поднялся, чтобы пойти за ней, затем вновь утонул в кресле. Ее присутствие здесь, должно быть, не случайно. Ведь она же не итальянка? Или итальянка? Что, если вся эта история об Израиле — надувательство? Насколько он мог понимать, субмарина могла быть и итальянской. Что происходит? Мысли гонялись друг за другом по кругу, и он медленно подчищал блюдо с деликатесами, не чувствуя их вкуса. К тому времени, когда он доел, комната уже начала наполняться, и он уже в точности знал, что делать.
Никто еще ничего не заметил: о том, чем чревата слежка Службы Безопасности, он знал лучше ее. Бокал его был пуст, и если он возьмет второй, это его скомпрометировать не должно. Если она здесь, чтобы связаться с ним, он хотел, чтобы она знала, что ему это известно. Если же она не пойдет на контакт и не передаст ему никакого сообщения, значит ее присутствие здесь случайно. Итальянка она, или израильтянка — она определенно вражеский агент. В его стране нелегально? Знает ли об этом Служба Безопасности, удалось ли им ее выследить? Следует ли ему вызывать их, чтобы защитить себя?
Он отказался от этой идеи сразу же, как только она возникла. Он не мог этого сделать; кто бы она не была, но люди ее народа спасли ему жизнь. Но дело даже не в этом, просто он не испытывал желания выдавать кого-либо Службе Безопасности, в которой работал его шурин. Если бы даже ему это удалось, пришлось бы сообщить откуда он ее знает, и тут же всплыла бы вся история с субмариной. Он начинал понимать, насколько тонок слой льда, поддерживающий мир, который он привык называть нормальным. Уже когда его спасали, он провалился под этот лед, и теперь тонул все глубже и глубже.
Понадобились мгновения, чтобы обнаружить ее, пробраться к ней в толпе и поставить бокал на поднос.
— Еще Корво, будьте любезны, — глаза его внимательно смотрели на нее, но она отводила взгляд. Она молча протянула вино и отвернулась в тот миг, когда он взял бокал. Что это должно означать? Он уже сердился, чувствуя, что ему отказано. Все эти шарады — для того лишь, чтобы игнорировать его? Эти вопросы уже вызывали у него раздражение, а от шума и света возникла головная боль. И не только это — непривычные острые блюда тяжелым комком засели в желудке. Задерживаться в этом месте не было повода.
Слуга нашел его пальто и с глубоким поклоном протянул, помогая Яну просунуть руки в рукава. Ян вышел, застегивая пуговицы, глубоко вдыхая морозный бодрящий воздух. Снаружи ожидал целый ряд кэбов, и он сделал знак одному из водителей. Рукам становилось холодно; он натянул перчатку, затем вторую — и замер.
В перчатке, под подушечкой указательного пальца, было что-то, похожее на клочок бумаги. Он знал, что его не было там, когда он покидал апартаменты. Секунду он не двигался, затем натянул перчатку до конца. Не время и не место выяснять. Кэбмен вышел из машины, открыл дверцу, поздоровался.
— Монумент Корт, — сказал Ян, опускаясь на сидение.
Когда они приехали, из-под навеса выбежал швейцар и открыл дверцу кэба.
— Холодный вечер, инженер Кулозик.
Ян кивнул; отвечать не было нужды. Он прошел через вестибюль, вошел в лифт, даже не заметив оператора, поднявшего его на нужный этаж. Естественность. Он все время должен вести себя естественно.
Аппаратура тревоги не сработала — никто не входил в апартаменты со времени его ухода утром. Или же это было сделано так хорошо, что не осталось ни следа, а в этом случае он был бессилен. В его положении известная доля фаталистического смирения просто необходима.
Лишь сейчас он вывернул перчатку и вытряхнул на стол сложенный клочок бумаги.
Это оказался отчетливо отпечатанный кассовый чек на сумму 95 пенсов. Дата и время на нем были проставлены в то же утро тремя днями раньше. Выдавшее его заведение называлось «Смитфилд Джолион», и Ян никогда о нем не слышал.
Было ли случайностью, что чек так неожиданно оказался у него в перчатке? Нет, не случайность, не может быть, в тот же вечер, в том же месте, где он встретил Сару. Должно быть это сообщение, причем совершенно ничего не говорящее тому, кто мог на него случайно наткнуться. Кассовый чек — такие знакомы любому. Не встреть он ее в посольстве, он удивился бы, но не придал бы этому значения. Итак, это было сообщение, но о чем оно говорило?
Телефонная книга открыла, что «Смитфилд Джолион» — один из автоматизированных ресторанов. Он никогда о таких и не слышал, потому что все они находились в местах, которые он не посещал. Этот же находился хоть и недалеко, в грязном портовом районе. Что дальше?
Посетить это заведение, разумеется. В час ночи. Сегодня? Конечно, сегодня. Дураком надо быть, чтобы не разгадать простейшего кода на клочке бумаги. Впрочем, чтобы туда идти, тоже надо быть дураком. Если он не придет, что тогда? Вторая попытка контакта? Вероятно, нет. Подмигивание в такого рода бизнесе все равно, что кивание.
Тогда Ян понял, что он уже принял решение, когда обнаружил что обдумывает, какой костюм одеть на встречу. Итак, решено. Будь, что будет. Нечего больше копаться. Он оденет грубое платье и ботинки для полевой работы в болотном районе. Он не стал похож на прола — да и, честно говоря, не стремился к этому — но этот наряд, возможно, будет лучшим компромиссом.
В четверть первого он поставил машину на хорошо освещенном участке автострады, и остаток пути прошел пешком. Улицы здесь были освещены хуже, и на них выходили глухие стены лачуг. Впереди хорошо видна яркая вывеска ресторана. Было как раз около часа. Не высказывая колебаний, Ян медленно подошел к двери и надавил на нее.
Ресторан был невелик. Большая, хорошо освещенная комната с четырьмя рядами столов во всю длину. Но он был и переполнен: тут и там сидели посетители — одиночки, в одном — двух местах местах они сидели большими группами. Было жарко, и сильно пахло антисептиком и дымом; чувствовался отчетливый запах испорченных продуктов. У дальней стены высилась фигура повара — высокая, в два человеческих роста, смонтированная из пластика, набитого чем-то, крикливых расцветок. Когда Ян медленно подошел к ней, рука покачнулась вверх-вниз в жесте приветствия, и компьютерный голос обратился к нему:
— Добрый вечер... мадам. Что вам угодно этим... утром?
Цепь полового различения, похоже, работала не слишком хорошо — но хоть время суток угадано правильно. Затем пустотелое брюхо манекена осветилось, демонстрируя выбор блюд. Не самое аппетитное место, решил Ян.
Он подумал над меню — столь же неаппетитным, нажал в конце концов на освещенное слово «чай», и свет погас.
— Это все... сэр? — на этот раз компьютер обратился правильно.
Надо было заказать что-нибудь еще, чтобы выглядеть непривлекающим внимания. Ян дотронулся до сияющего слова «СОСИСОЧНЫЙ РУЛЕТ».
— Надеемся, заказанное вам понравится. Это стоит... сорок пенсов. Джолион всегда рад быть к вашим услугам.
Как только Ян уронил монеты в машинку, серебристый купол обитающего в стенной нише сервировочного вагончика приподнялся наполовину и застыл, гудя и вибрируя. Ян открыл его до конца и вытащил поднос с чаем, блюдом и чеком. Только теперь он повернулся и внимательно осмотрел комнату. Сары здесь не было. Это он понял не сразу, потому что все одинокие посетители, кроме тех, кто сидели кучками, были женщинами. Молодыми женщинами. И многие из них глядели на него. Быстро опустив глаза долу он заметил пустовавший угол одного из столиков и присел возле него на скамью. В центре стола находились автоматические диспенсеры, которые функционировали с различной степенью успеха. Из носика сахарницы, невероятно скрежетавшей, высыпалось лишь несколько крупинок сахара, горчичница с чрезмерным энтузиазмом выплеснула на сосисочный рулет чрезмерное количество горчицы. Кроме того, продукты обладали защитной окраской, и он не испытывал ни малейшего желания есть. Он отхлебнул чай и огляделся. Сара входила в дверь.
Сначала он не узнал ее под крикливой косметикой и в абсурдной шубе. Шуба была из белого искусственного меха, торчавшего клочьями во все стороны. Не следовало глядеть на нее слишком пристально; он вновь перенес внимание на блюдо, автоматически откусил сосисочного рулета и мгновенно выплюнул откушенный кусок. Затем он торопливо прополоскал рот чаем.
— Ничего, если я здесь посижу?
Она стала через стол от него и держала на весу поднос. Он быстро мотнул головой, не зная, что говорить в этих необычных обстоятельствах. Она затем села сама. Рот ее был густо вымазан помадой, глаза обведены ядовито-зелеными тенями, лицо под этим покровом было совершенно невыразительным. Она отпила глоток кофе, затем быстро расстегнула шубу.
— Как в добрые времена, правда, ваша честь?
Вот, значит, кем были здесь остальные девушки. Он слышал о существовании таких местечек, их часто посещали его школьные приятели. Но он здесь был впервые, и потому медлил с ответом, боясь сказать что-нибудь не то.
— Вам наверняка понравится, — сказала она. — Не слишком дорого.
— Да, хорошая идея, — кашлянул он наконец. Идея целеустремленной женщины из субмарины в этой ситуации, в высшей степени необычной, едва не вызвала у него улыбку. Но он не улыбнулся, сумев сделать лицо таким же не выразительным, как у нее. Уловка была хорошей и ничуть не смешной.
Она молчала, очевидно, беседовать при посторонних было за работой не принято. Когда она подняла поднос и встала, он тоже встал.
Над столом стал вспыхивать и гаснуть свет, и громко завизжал гудок. Несколько лиц обернулись в его сторону.
— Возьми поднос! — зло прошептала Сара.
Ян послушался; вспышки и визг прекратились. Можно было догадаться, что никто не собирался убирать за ним в автоматизированном заведении. следуя ее примеру, он сунул поднос в прорезь возле двери и вышел за ней в холодную ночь.
— Это недалеко, ваша честь, — сказала она, быстро шагая по темной улице. Он спешил, стараясь не отставать. Ничего больше не было сказано, пока они не достигли мрачного жилого дома возле Темзы.
Сара открыла дверь, сделала приглашающий жест, провела его в свои комнаты. Когда вспыхнул свет, она приложила палец к губам, требуя молчания. Лишь когда она заперла дверь и проверила все окна, она успокоилась.
— Рада видеть тебя вновь, Ян Кулозик!
— А я тебя, Сара. Ты не такая, как в прошлый раз.
— Похоже, мы вновь встречаемся в необычных обстоятельствах — но ведь и времена сейчас необычные. Извини, я удалюсь на секунду. Я должна смыть с себя эту дрянь. Такова единственная возможность для женщин моего класса общаться с кем-либо из вас; полиция на это смотрит сквозь пальцы. Но все равно для женщины это очень некрасиво, совершенно непристойно.
Вскоре она вернулась, одетая в теплое платье.
— Хочешь чашку настоящего чая? Не такой бурды, как в этом дворце церемониальных торжеств?
— Нет, лучше чего-либо выпить, если есть.
— У меня оставалось итальянское бренди. Очень сладкое, но содержит алкоголь.
— Если можно.
Она налила им обоим, затем села напротив него на провисшую тахту.
— Наша встреча на приеме не была случайностью? — прошептал он.
— Отнюдь. Все было тщательно продумано. Нам пришлось потратить много времени и денег.
— Ты ведь не итальянка?
— Нет, не итальянка. Но мы часто пользуемся их помощью. Их низшие эмелопи очень неквалифицированы и легко подкупаемы. Это наш лучший канал за пределами родины.
— Почему, несмотря на все эти трудности, ты встретилась со мной?
— Потому что ты много думал о том, что тебе было сказано в субмарине. И, кроме того, действовал. Ты едва не навлек на себя большую беду. Когда ты это сделал, было решено, что с тобой пора встретиться.
— Беда?
— Да, при том деле в лаборатории. Ведь они взяли не того человека, не правда ли? Это же ты рылся в компьютерных досье?
Ян вновь испугался.
— Чем вы занимаетесь? Следите за мной?
— Насколько это возможно. Это нелегко. К тому же нас проинформировали, что ты возможно, замешан в этом деле. Это одна из причин, почему мы решили связаться с тобой. Прежде, чем ты сделаешь что-нибудь такое, чего делать не следует.
— Очень трогательно! Даже бесчисленные мили до Израиля на такую заботу не влияют!
Сара наклонилась и взяла его руки в свои.
— Я могу понять, почему ты сердишься, и я тебя не виню. Вся ситуация сложилась случайно, и, благодаря тебе, а не нам.
Она села на место и отпила бренди, и своеобразный человеческий контакт почему-то успокоил его.
— Когда мы заметили вашу тонущую яхту и вас двоих в воде, между вашим экипажем разгорелся яростный спор о том, что делать. Когда первоначальный план рухнул, мы рассудили, что следует пойти с тобой на компромисс. Предоставить тебе информацию, но так, чтобы открыв ее, ты не навлек на себя такие неприятности, как и на нас.
— Выходит, не случайно ты тогда со мной так говорила?
— Да. Мне жаль, если ты думаешь, что мы обошлись с тобой, не спрашивая твоего желания, но так нужно было и для твоего спасения. Я — офицер безопасности, поэтому, такова моя работа...
— Безопасность? Как Сергуд-Смит?
— Не совсем как твой шурин. Честно говоря, полная противоположность. Но сначала позволь мне договорить. Мы спасли тебя и девушку, потому что вы терпели бедствие. Это все. Но, спасши вас, мы проследили, как ты будешь хранить тайну. Спасибо за то, что ты сделал это хорошо. Мы вполне удовлетворены.
— Настолько удовлетворены, что не желаете мне ничего рассказать?
— Это уже совсем другое дело. Мы спасли тебе жизнь. Ты не проговорился о нашем существовании. Следовательно, вопрос исчерпан.
— Для меня не исчерпан. То семя сомнения, что вы заронили мне в душу, успело прорасти.
Сара широко развела руками. Древний жест, заключающий в себя сомнение, руку судьбы — но и содержащий также элемент «Что сделано — то сделано».
— Налей себе еще. По крайней мере это согревает, — сказала она, потянувшись за бутылкой. — Наблюдая за тобой, мы узнали, кто ты, чем занимаешься. В высоких инстанциях возник энтузиазм. Если бы ты вернулся к нормальной жизни, ты никогда о нас больше не услышал бы. Но ты сделал не так. Поэтому я сегодня здесь.
— Добро пожаловать в Лондон. Что же вам нужно от меня?
— Твоя помощь. Техническая помощь.
— Что вы предлагаете взамен?
— Да целый мир. Никак не меньше, — ее улыбка была широкой и счастливой, зубы — гладки и белы. — Мы будем рады рассказать тебе подлинную историю всего мира, о том, что в действительности происходило в прошлом и происходит в настоящем. О том, как рождалась ложь и о том, как возникала смута. Это замечательная история. Хочешь ее услышать?
— Не уверен. Что случится, если я позволю себя уговорить?
— Вы станете важным участником международной конспиративной организации, которая надеется свергнуть нынешние правительства мира и восстановить демократию для тех, кто был лишен ее на протяжении веков.
— Это все?
Она рассмеялась, и какое-то напряжение словно бы растаяло в воздухе.
— Вам лучше как следует подумать, прежде чем соглашаться, — сказала Сара. — Это чревато серьезными опасностями.
— Похоже, что я принял решение в тот самый момент, когда солгал Службе Безопасности. Я уже очень глубоко увяз, а знаю при этом слишком мало. Я должен знать все.
— И узнаешь все. Вечером. — Она подошла к окну, отдернула занавеси и выглянула. Затем вновь зашторила окна и села. — Джон через несколько минут будет здесь и ответит на все твои вопросы. Эту встречу трудно было устроить, и поэтому решили, что самое главное будет сказано тогда, когда ты дашь согласие. Я только что сообщила им об этом. Джон, конечно не настоящее имя, и ты по той же причине будешь носить имя Билл. И на нем будет вот такая штука. Наденешь ее и ты.
Она протянула ему мягкий предмет, похожий на маску.
— Что это?
— Исказитель лица. Он собран из утолщающих и сдавливающих пластин. Подбородок станет шире, нос сплюснется, а черные очки скроют глаза. И тогда, если случится беда, ты не опознаешь Джона, а он не сможет выдать тебя.
— Но ты меня знаешь. Что, если тебя схватят?
Прежде, чем Сара успела ответить, из молчащего радио послышались частые гудки. Четыре быстрых сигнала, и ничего больше.
Но эффект оказался поразителен.
Она в мгновение ока оказалась на ногах, вырвала у него из рук исказитель лица и скрылась в соседней комнате.
— Сними пиджак, расстегни рубашку, — бросила она через плечо.
Через несколько минут она вернулась в очень прозрачном черном халате, окантованном розовыми кружевами. Последовал стук в дверь.
— Кто там? — спросила она через тонкую перегородку.
— Полиция, — был короткий страшный ответ.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |