Тень войны

Теперь планы сражения были совсем готовы, и было уже невозможно ничего к ним добавить.

Бесчисленные папки и ящики с подробнейшими документами покоились в комнате 313 военного министерства. Генерал Шерман определенно знал, что должно быть сделано. Знал с точностью до человека размеры войсковых подразделений, которыми будет командовать, число и силу кораблей, которые задействует. Теперь в сильно разросшейся комнате 313 трудились офицеры, а не клерки, облекая эти приказы плотью конкретных цифр численности личного состава, офицеров, материального обеспечения и снабжения. Они не обладали ни сноровкой, ни проворством вышколенных клерков, зато отличались одним неоспоримым преимуществом: умением хранить секреты.

Воспоминания о едва не разыгравшейся катастрофе в министерстве военного флота из-за кражи боевых приказов еще были чересчур свежи и не изгладились из памяти. Лейтенанты и капитаны, ворча, что их заставляют заниматься школьными прописями, все-таки исправно строчили сотни дубликатов, необходимых для ведения современной войны. А поскольку для успеха грядущей операции требовалась мощь флота, адмирал Фаррагут стал неизменным напарником Шермана. Без его рекомендаций нельзя было ступить и шагу, и потому оба командующих совместно решали, какие силы понадобятся, а затем формировали флот из разнообразнейших кораблей, потребных для поддержки десанта и обеспечения победы. С дотошностью, доводившей его офицеров до безумия, Шерман снова и снова пересматривал организационные планы, пока они не пришли в полнейшее соответствие с его замыслами.

— Это война нового рода, — втолковывал он генералу Гранту. Наступил первый день апреля, и Вашингтон нежился в теплых объятьях ранней весны. — Я порядком раздумывал об этом и пришел к заключению — признаться, неохотно, — что сейчас все решают машины, а не люди.

— Без солдат войну не выиграешь.

— Разумеется. Должен же кто-то управлять машинами. Сперва вспомним о магазинной винтовке, заряжающейся с казенника, и как она преобразила ведение боя. Достаточно подумать, что один человек может выпустить столько же пуль, сколько раньше — целое отделение. Теперь перейдем к пулемету Гатлинга. Сейчас в руках одного человека огневая мощь почти целой роты. Поставь ряд пулеметов Гатлинга на надежно укрепленной закрытой позиции, и вражеским солдатам ее нипочем не взять, как бы отважны они ни были. А теперь поместим пулеметы Гатлинга на самоходные транспортеры — и получим новый вид грозной кавалерии, способной смести с лица земли любого противника на своем пути.

— Эта война нового рода больше смахивает на бойню, нежели на сражение, — поморщился Грант.

— Как же ты прав! Если такая армия нового типа осуществит массированное наступление, она сокрушит всех на своем пути. И чем стремительней наступление, раньше окончится конфликт — вот почему я называю такую войну молниеносной. Война переносится на территорию врага и уничтожает его. Как ты говоришь, бойня вместо сражения. И верная победа. Вот как надлежит вести наши грядущие войны. Тигр «механизированной» войны выпущен на свободу, и мы должны оседлать его — или погибнуть. Старые времена миновали, им на смену пришли новые. Надеюсь, что враг осознает это слишком поздно и будет уничтожен. В прошлом сражения выигрывали отвага и сила духа. В сражении при Шайло Север и Юг были настолько равными противниками, что чаша весов могла склониться в любую сторону.

— Но не склонилась, — возразил Грант. — Ты не позволил. Ты в тот день возглавил атаку, вдохновив солдат своим примером. Исход сражения решила твоя отвага.

— Возможно. Пожалуйста, поверь, я не принижаю энтузиазм и отвагу наших войск. Американские солдаты лучше всех на свете. Но я хочу наделить их оружием и организацией, помогающими выигрывать сражения. Я хочу, чтобы они вышли из грядущего конфликта живыми и невредимыми. Мне больше не хочется видеть двадцать тысяч сложивших головы на поле боя за один день, как при Шайло. Если уж без погибших не обойтись, пусть они будут из вражеских рядов. А в конце я хочу, чтобы все воины моей армии-мстительницы триумфальным маршем вернулись на родину, к своим семьям.

— Дело это непростое, Камп.

— Но осуществимое. И я этого добьюсь. Осталось лишь утрясти пару деталей, и я уверен, что могу спокойно переложить их на тебя.

— Не бойся, все будет сделано задолго до твоего возвращения.

— Особенно если учесть, что я никуда не уезжаю.

— Это верно. Официально ты вместе с адмиралом Фаррагутом будешь проводить инспекцию флота. Так пишут в газетах, а все мы знаем, что они никогда не лгут. Когда ты отбываешь?

— Нынче вечером, с наступлением сумерек. Генерал Роберт Э. Ли будет ждать меня на корабле.

— Несмотря на то что он как раз проводит отпуск на родине?

— Всегда верь тому, что читаешь в газетах. Я знаю, что гонять могучий корабль наподобие «Диктатора» до самой Ирландии и обратно ради собственной прихоти — наглость с моей стороны, но это путешествие играет кардинальную роль. Я должен присутствовать при встрече Ли с Мигером. Мы должны быть единодушны в отношении того, что делать.

— Согласен целиком и полностью и знаю, что это правда от слова до слова. Засвидетельствуй генералу Мигеру мое почтение. Он великолепный офицер.

— Согласен. Знаю, он нас не подведет — ни он, ни его ирландские войска. Но я должен внушить ему, насколько кардинальную роль он играет и что точный расчет времени архиважен. Не сомневаюсь, что он все поймет, когда я изложу ему план всей операции. Просто чудо, какую изумительную организационную работу он проделал, опираясь лишь на горстку фактов о предстоящей операции, которые мы могли ему сообщить.

— Это потому, что он верит в тебя, Камп, как и все мы. Это военное искусство нового рода — твое и только твое детище. Да, большинство видов оружия и машин было на виду у всякого. Но ты узрел больше, чем мы. Твой дар предвидения и, осмелюсь сказать, гениальность объединили все это в радикально новый боевой порядок. Мы победим, мы просто-таки обязаны одержать решительную победу, уладить британский вопрос раз и навсегда. Может быть, тогда политики спохватятся и поймут, что войны чересчур ужасны и более недопустимы.

— Я бы не слишком на это рассчитывал, — криво усмехнулся Шерман. — Как тебе известно, сам я считаю войну сущим адом, но большинство людей этого мнения не разделяют. Я твердо убежден, что политики всегда отыщут повод, чтобы затеять очередную войну.

— Боюсь, ты прав. Что ж, желаю приятного и скорого путешествия. Увидимся по возвращении.

* * *

В Ирландии день выдался сырой, как почти всегда в апреле, но генерал Томас Фрэнсис Мигер почти не обращал внимания на выхлестанные дождем луга Баррена и промокшие палатки. Его воинство — сплошь новобранцы, зеленые и не нюхавшие пороху, зато это люди с львиными сердцами. Они сошлись под трехцветный флаг со всех концов страны, когда был брошен клич о добровольцах — ведь их самой юной нации в мире угрожает одна из старейших. Ирландия пробыла республикой недолго, но вполне довольно, чтобы вкусить сладость свободы, — и когда ее новоприобретенная независимость оказалась в опасности, весь народ, как один, выступил на ее защиту.

Год назад, когда Мигер инспектировал своих первых добровольцев, у него прямо-таки сердце оборвалось. Да нет, энтузиазма-то у них хватало, а вот недоедание на протяжении многих поколений, видит бог, взяло свою дань. Руки у них были как спички, а лица мертвенно-бледные и дряблые. У некоторых — ноги колесом: классический признак скверного питания и рахита. Все сержанты новой армии были выходцами из Ирландской бригады, сплошь американцы ирландского происхождения, эмигрировавшие со старой родины всего одно-два поколения назад. Но какую же разницу составила эти пара поколений! Благодаря заводам и неустанному труду они поправили свою участь, а приличное питание заодно поправило их конституцию. Большинство американцев были на голову выше своих ирландских собратьев, а иные еще и вдвое массивнее.

Генералу Мигеру пришлось обратиться за советом к американским военврачам, накопившим многолетний опыт заботы о больших группах людей, заботы не только об их боевых ранениях, но и здоровье, и благополучии.

— Откормите их, — распорядился генерал медицинской службы, срочно примчавшийся в Ирландию на зов докторов Ирландской бригады.

Увиденное прямо-таки шокировало его, и он в самом спешном порядке организовал совещание с генералом Мигером и его штабом.

— Я только диву даюсь, что они все вообще дожили до половой зрелости! Вы знаете, что составляет диету жителей этой страны? Картошка, практически одна картошка! Несомненно, ценный источник питательных веществ, но не сам же по себе! А если картошку перед приготовлением чистят, это изрядно снижает ее пищевую ценность. Ее тут едят, макая в соленую воду для вкуса, запивая черным не сладким чаем. Это не то что нездоровая диета, это смертный приговор!

— Но они к ней привыкли, — возразил Мигер. — Они активно противятся питанию сборными блюдами и тому, что зовут сборной солянкой...

— Здесь армия! — рявкнул генерал медслужбы. — Вот и пусть подчиняются приказам. Каша по утрам, а если соленая им не по вкусу, пусть сластят сахаром хоть до приторности. Знаю, они талдычат, что овес хорош только для лошадей, но пусть берут пример со своих шотландских родственников и едят овсяную кашу ежедневно. И никакого чаю до ужина! Если их мучает жажда — выставляйте им жбаны с молоком. И позаботьтесь, чтобы у них было мясо, хоть раз в день, и овощи вроде репы и капусты. Да, и лук-порей.

Есть такое самое вкусное ирландское блюдо под названием колканнон, готовящееся из капусты и картошки. Проследите, чтобы они его получали.

Далее, нужны упражнения, поначалу не слишком изнурительные, но мало-помалу все более энергичные. От этого они нарастят мышцы и вообще наберут форму.

Доктора оказались абсолютно правы — перемены менее чем за год произошли разительные. А с улучшением здоровья возросла и воинская доблесть личного состава. Обстрелянных солдат из американской Ирландской бригады равномерно распределили по новой ирландской армии. Тех, у кого имелся необходимый опыт и хватало ума, произвели в сержанты, остальные же играли роль обученного ядра армии, подавая пример деревенщине и городским трущобникам. Те учились с азартом, страстно желая внести свой вклад в оборону родной страны.

Все это невероятно радовало Мигера, хотя порой продвижение шло мучительно медленно. Но эти по большей части неграмотные парни обладали несокрушимой волей к победе — и побеждали.

Им говорили, что надо делать, и они брались за все с энтузиазмом. И теперь стали армией, которая может и одолеть марш-бросок, и пройти парадным маршем, да притом все лучше показывает себя на стрельбище. У них хватит мужества пойти на врага, и на поле боя они будут являть внушительную силу.

Вышколить артиллеристов было не так легко.

Правда, зато среди добровольцев хватало деревенских парней, умеющих управляться с лошадьми и разбирающихся в упряжи, и они пополнили расчеты, а основу составили канониры из числа американских ирландцев, обладающие необходимым опытом и познаниями, чтобы образовать действенные артиллерийские расчеты.

С этим покончено. Прежде чем выйти принимать парад, генерал Мигер постоял во входном проеме палатки, глядя, как идет муштра под нескончаемым дождем. Люди держатся стойко. По соседству рота ставила новые палатки; одна из них, потяжелевшая от пропитавшей брезент воды, обрушилась на солдат, хлопотавших внутри. Они выбрались промокшие насквозь, смеясь над своим невезением. Боевой дух на высоте.

Скоро им предстоит испытать себя в бою. Генерал Шерман, командующий, прислал еженедельным пакетботом в Голуэй весточку, что они с генералом Робертом Э. Ли весьма скоро прибудут в Ирландию военным кораблем прямиком в Дублин. Шерман объяснит, что потребуется делать.

Мигер ясно помнил его слова, сказанные при встрече в военном министерстве в Вашингтоне несколько месяцев назад:

— Ты должен сколотить мне боеспособную армию, Фрэнсис, да такую, что пойдет за тобой повсюду. Если война придет, тебе выпадет сыграть важнейшую роль в обеспечении нашей победы. К тебе подключатся и американские войска, но и твои люди должны быть готовы сражаться. Ты понесешь потери, этого не избежать, но я хочу, чтобы перед вступлением в бой каждый воин в твоих рядах знал, что сражается за свободу Ирландии. Победа в бою будет означать независимость их родины во веки веков.

«Они готовы, — думал Мигер, кивая собственным мыслям, — они готовы».

Гроза отгремела, по небу стремительно неслись черные тучи. На юге проглянуло солнце, внезапно озарив пейзаж золотыми лучами. «Знамение, — встрепенулся Мигер. — Воистину добрый знак».

* * *

Гроза, хлеставшая Ирландию и пронесенная через Англию доминирующими западными ветрами, долетела до Английского канала. Пассажиры, покидавшие борт пакетбота из Кале, пригибали головы и придерживали шляпы, чтобы хоть как-то уберечься от ливня. И только крупный мужчина с длинными волосами и окладистой бородой, не обращая внимания на дождь, неспешно, флегматично шагал вдоль берега. Дойдя до паба, он помедлил, по слогам читая вывеску «Бочонок и подзорная труба», затем кивнул и толчком распахнул дверь.

Кое-кто из посетителей заведения искоса взглянул на него, но без особого интереса. Чужаки в порту — дело самое заурядное.

— Пиво, — сказал он трактирщику, когда тот подошел, чтобы обслужить его.

— Пинту? Полпинты?

— Болшой.

— Значит, пинту.

Иностранные моряки тут не в диковинку.

Трактирщик поставил бокал и выбрал несколько пенни из горсти мелочи, высыпанной пришельцем на стойку. Тот отпил сразу полбокала одним крупным глотком, громогласно рыгнул, со стуком поставил бокал на стойку и гортанно, с сильным акцентом произнес по-английски:

— Я искать лоцман.

— Ты пришел куда надо, старичок, — отозвался трактирщик, надраивая бокал до блеска. — До Тринити-хаус тут рукой подать. Все нужные тебе лоцманы там.

— Лоцманы тут?

— Мои лучшие клиенты. Вон за тем столиком у стены — все лоцманы до единого.

Не проронив больше ни слова, пришелец взял свой бокал и вразвалочку направился к указанному столу. Сидевшие за ним испуганно подняли головы, когда он подтянул стул и тяжело плюхнулся на него, спросив:

— Лоцманы?

— Не твое собачье дело, — огрызнулся Фред Суит, пивший с самого утра и успевший порядком набраться. Начал было вставать, но сидевший рядом потянул его на место, примирительно сказав:

— Попробуй по соседству. Тринити-хаус. Все, кто тебе нужен, там.

— Хочу лоцман имя Ларс Нильсен, — обернулся к нему пришелец. — Он мой, как это по-вашему... племянник.

— Клянусь святым Георгием, смахивает на то, что наш друг — родня старине Ларсу! А я-то всегда считал, что он чересчур убогий, чтобы иметь семью.

— Повел вчера угольный сухогруз в Лондон, — вставил другой выпивоха. — Смотря чего подцепил на обратную дорогу, может подоспеть уже с минуты на минуту.

— Ларс — он здесь? — переспросил великан.

Повторив то же самое много раз так и эдак, чужаку таки растолковали, что к чему.

— Я ждать, — отодвинувшись от стола, он вернулся к стойке, что не слишком огорчило лоцманов.

К вечеру горсть мелочи на стойке порядком убыла после множества пинт. Дядюшка Ларса пил неспешно, с толком и расстановкой, поднимая голову только для того, чтобы взглянуть на вошедшего, когда дверь с улицы отворялась. Уже смеркалось, когда в бар ввалился седобородый мужчина, гулко тюпая деревянным протезом по доскам пола. Сидевшие в пабе лоцманы встретили его нестройным хором приветствий.

— Принимай компанию, Ларс! — крикнул кто-то.

— Твое семейство хочет получить обратно деньжата, что ты украл, когда сбежал из Дании!

— Он такая же образина, как ты, вы наверняка родственники!

Громко, неистово обложив всех в три этажа, Ларс заковылял к стойке. Бородатый обернулся, чтобы взглянуть на него.

— Чего пялишься? — рявкнул на него.

— Jeg er deres onkel, Lars¹, — невозмутимо отозвался тот.

— Не видал тебя ни разу в жизни, — заорал Ларс по-датски, смерив собеседника взглядом с головы до ног. — И говоришь, как уроженец Kobenhavn², а не Jylland³. Вся моя родня — Jysk⁴.

— Я хочу потолковать с тобой, Ларс. О деньгах. О куче денег, которые могут быть твоими.

— Ты кто таков? — подозрительно осведомился Ларс. — Откуда меня знаешь?

— Я знаю о тебе. Ты датский моряк, прослуживший тут лоцманом десять лет. Это верно?

— Ja⁵, — пробормотал Ларс, окидывая взглядом помещение, но никто не обращал на них ни малейшего внимания, потому что говорили они по-датски.

— Добро. Теперь я куплю тебе пива и мы snakke⁶, как старые друзья. Куча денег, Ларс, а заодно и возвращение в Аарус.

После этого они толковали вполголоса, сблизив головы над липким от пролитого пива столом.

Что бы там ни было сказано, но это так обрадовало Ларса, что его губы растянула столь непривычная для них улыбка. Собеседники заказали ужин — массу котлет с хлебом — и умяли их без остатка.

Покончив с едой, они удалились вдвоем.

Назавтра Ларс Нильсен не явился на дежурство в Тринити-хаус. Потом разнесся слух, будто он сказал хозяину паба, что получил наследство и возвращается в Данию.

О его исчезновении никто ни капельки не пожалел.

Примечания

1. Я твой дядя, Ларc (датск.).

2. Копенгаген (датск.).

3. Ютландия (датск.).

4. Ютландцы (датск.).

5. Да (датск.).

6. Поболтаем (датск.).