Опасное путешествие

Дон Амбросио О'Хиггинс покинул колесный пароход в сумерках. С борта ему передали небольшой саквояж и длинный промасленный брезентовый сверток. Закинув сверток за спину и взяв саквояж, О'Хиггинс двинулся было вперед — но тут же снова отступил в тень. На берег вышел французский патруль, освещая себе дорогу фонарями. Солдаты продвигались вперед осторожно, держа мушкеты наготове и поглядывая во все стороны, слишком уж хорошо им было известно, что в этой треклятой Мексике против них настроены все поголовно. Присев на корточки за бочками, О'Хиггинс не выходил, пока патруль не прошел, и лишь после этого пересек пустынный порт и нырнул под защиту уже знакомых улочек Веракруса. Город патрулировало еще немало французских солдат, но они не совались в эти темные, опасные закоулки. Слишком уж много патрулей попало в засады, слишком много солдат не вернулось, а их оружие теперь обратилось против самих захватчиков. О'Хиггинс осторожно огляделся, ибо эти мрачные переулки опасны не только для французов. И, не удержавшись, испустил негромкий вздох облегчения, наконец добравшись до трактира, в этот поздний час запертого и безмолвного. На ощупь пробравшись к заднему крыльцу, О'Хиггинс тихонько постучал. Потом погромче, пока изнутри брюзгливо не отозвались:

— Ступайте прочь, у нас закрыто!

— Холодно же ты встречаешь старого друга, Паблосито. Я ранен в самое сердце.

— Дон Амбросио! Неужто вы?!

Лязгнул отодвигаемый засов. Комнату озаряла единственная свеча; Пабло снова запер дверь, после чего сходил за бутылкой особого мескаля из города Текила. Провозгласив тост, они выпили.

— Не было ли интересных новостей из Салина-Крус со времени моего отъезда? — осведомился О'Хиггинс.

— Все то же самое. Просачиваются вести, что английские войска прибывают по-прежнему. Строительство дороги идет медленно — но все-таки продвигается вперед. Когда этих захватчиков — дай-то бог! — вышвырнут, нам после них хотя бы останется дорога. Все остальное они разворовали. Но дорогу им не утащить! — Пабло легонько пнул брезентовый сверток. — Очередное задание?

О'Хиггинс утвердительно склонил голову.

— Как и ты, я сражаюсь за свободу Мексики. И, как и ты, я не распространяюсь о том, что делаю. Пабло понимающе покивал и осушил стакан.

— До прихода французов мексиканцы завсегда были готовы сразиться с мексиканцами. Когда французов погонят прочь, они наверняка снова будут биться друг с другом. Кое-кто, оставшись не у дел, лишь выжидает своего часа, когда французы уйдут.

— С прискорбием признаю, что бурное прошлое Мексики мне почти неведомо.

— Подходящее слово. До прихода конкистадоров различные индейские племена воевали между собой. Потом воевали с испанцами. Потерпев поражение, они были обращены в рабство. Должен вам сказать, что я хожу к мессе и весьма набожен. Но Мексика не освободится, пока власть церкви не будет сломлена.

— Она настолько сильна?

— Да. По-моему, у нас более шести тысяч священников и больше восьми тысяч членов религиозных орденов. Все они недосягаемы для закона благодаря fuero — своим собственным синедрионам, — если это так называется. Они владеют обширнейшими землями, где братия купается в роскоши, в то время как бедняки голодают. Епископы Пуэблы, Вальядолида и Гвадалахары — миллионеры.

— Неужели ничего нельзя поделать?

— Делается помаленьку. В 1814 году мы провели избирательную реформу, где голосовать могли все, выбрали конгресс, все было замечательно. Потом пришли французы. Впрочем, довольно о прошлом. Теперь мы должны сражаться. По крайней мере, мы оба на стороне либералов и правительства Бенито Хуареса. Я слыхал, он бежал на север, когда французы перешли в наступление.

— Насколько я понимаю, сейчас он в Техасе, только и ждет, когда будет можно вернуться, — кивнул О'Хиггинс.

— Да придет сей день поскорей! Не послать ли за Мигелем?

— Утром. Как там ослы?

— Жирели на его пастбищах, когда я по пути заглядывал к нему в гости. Я даже прокатился на вашей Росинанте пару раз. Она бьет копытами от желания тронуться в путь.

— Спасибо. А ослы быстро порастрясут жирок, не бойся.

Они засиделись, беседуя, пока свеча не догорела, а бутылка не опустела. Встав, Пабло широко зевнул.

— Будете спать в доме? Я велю постелить вам.

— Спасибо, но вынужден отказаться. Обойдусь своим одеялом в клети. Чем меньше людей будет знать, что я здесь, тем лучше.

Мигель явился на рассвете. Утром они собрали скудные припасы, в полдень вместе с Пабло поели фасоль и тортильи и вскоре тронулись в путь, французы охотно переняли мексиканский обычай сиесты, так что в жаркие часы улицы пустели. О'Хиггинс направился через город к тропам, петляющим по джунглям на восток.

— Мы возвращаемся в Салина-Крус? — спросил Мигель.

— Не в этот раз. По тропе дойдем только до Сан-Лукас-Охитлана. Затем свернем на юг, в горы Оахака. Тебе известны эти тропы?

Мигель кивнул, после чего горестно тряхнул головой.

— Знать-то знаю, да только там опасно, если только вы не дружите с Порфирио Диасом. В горах правят он да его последователи.

— Я ни разу не встречался с этим добрым генералом, но не сомневаюсь, что он будет рад встрече со мной. Как нам его отыскать?

— Это не проблема. Он сам нас найдет, — с угрюмой обреченностью проронил Мигель.

Они продолжали путь под палящими лучами послеполуденного солнца, задержавшись лишь затем, чтобы напоить животных. Французские войска им на сей раз не встречались. Ближе к вечеру ветер пригнал с моря тучи, стало немного прохладнее. Заморосил дождик, но путники не обратили на него никакого внимания.

У подножия гор Оахака плоская как стол прибрежная равнина Теуантепека внезапно окончилась. По мере восхождения в горы деревни встречались все реже и реже, поскольку отыскать среди скал местечко, пригодное для земледелия, становилось все сложнее. Да и полвека революций, сменявших одна другую, тоже оставили свой след. Путники миновали безымянную деревню, от которой осталось лишь пепелище да обугленная земля. Тропа вела все выше, неспешно петляя среди деревьев. На этой высоте стало прохладнее, равнинные кусты уступили место исполинским соснам. Стук копыт животных заглушала хвоя, устилавшая землю толстым ковром, и тишину нарушал лишь посвист ветра среди ветвей высоко над головой. Наконец, выйдя на поляну, они обнаружили, что дальнейший путь им преграждает вооруженный всадник.

О'Хиггинс осадил лошадь и хотел было схватиться за винтовку, но тут же одумался. Это не случайная встреча. За ними наверняка следили, взяли в кольцо и отрезали путь назад. Всадник не притронулся к винтовке, висевшей у него за плечами, но трепет листвы по обе стороны от тропы недвусмысленно говорил, что он здесь не одинок. Черные глаза этого обладателя бесстрастного индейского лица холодно взирали на О'Хиггинса из-под широких полей сомбреро. Едва завидев незнакомца, Мигель остановил ослов. О'Хиггинс медленно спешился, старательно избегая даже подносить руки к оружию. Передал поводья Мигелю и неспешно зашагал к всаднику.

— Ближе не подходи, — распорядился тот. — Нечасто мы видим незнакомцев в этих горах. Что тебе надо?

— Меня зовут Амбросио О'Хиггинс, я прибыл сюда по делу. Я хочу видеть Порфирио Диаса.

— Что тебе надо? — повторяя это, всадник сделал короткий жест ладонью, и из подлеска по обе стороны тропы появилась группа людей, поголовно вооруженных винтовками. О'Хиггинс даже не поглядел на них, обращаясь только к всаднику.

— Я могу открыться только Диасу, и уверяю вас, это дело величайшей важности. Могу лишь сказать, что он сочтет его крайне насущным, когда узнает, зачем я искал встречи с ним. Он наверняка пожелает побеседовать со мной, когда поймет, почему я пришел в его горы.

— С какой стати мы Должны верить тебе? Не проще ли расстрелять вас обоих на месте?

Мигель так затрясся от ужаса, что вынужден был ухватиться за седло, чтобы не упасть. Однако О'Хиггинс не выказал даже тени эмоций; взгляд его был так же холоден, как взгляд собеседника.

— Если вы просто бандиты, я ничем не смогу вам помешать. Но если вы воины и хуаристы, то отведете меня к своему предводителю. Я сражаюсь за свободу Мексики — как и вы.

— Откуда вы прибыли?

— Мы сегодня вышли из Веракруса.

— А до того?

— Я с радостью поведаю это Порфирио Диасу.

— С какой стати я должен верить твоим словам?

— Тут уж вам придется рискнуть. Да и подумайте сами, какая еще причина могла заставить меня отправиться в ваши горы? Если бы у меня не было законных оснований для разговора с Диасом, это было бы сущим самоубийством.

Пораскинув умом над всем сказанным, всадник принял решение. Снова махнул рукой, и его приспешники опустили винтовки. Мигель тут же исторг вздох облегчения, перекрестившись дрожащей рукой. О'Хиггинс снова вскочил в седло и проехал вперед, поравнявшись с собеседником.

— Что слыхать о войне? — спросил гверильеро.

— Скверные дела. Французы одерживают победы повсюду. Хуареса разбили, но он сумел бежать в Техас. Французы держат все города. Последним пал Монтер-рей. Но сама Мексика не побеждена — и никогда не будет побеждена. Воины вроде вас удерживают горы, куда французы не осмеливаются даже носа сунуть. Регулес укрепился с вооруженными сторонниками в Мичоакане, Альварес следует его примеру в Гверьеро. И ни в одном из этих мест французы даже не показываются. А есть и другие.

Тропа сузилась, и всадник поехал впереди. Они не торопили лошадей, чтобы пешие спутники поспевали за ними. Тропа петляла между деревьев, порой раздваиваясь, а порой исчезая напрочь. Миновав каменистую осыпь, они снова вошли в сосновый лес; копыта лошадей беззвучно погружались в толстый ковер хвои, источавший пьянящее благоухание. Затем сквозь аромат смолы пробился запах костра. Вскоре они вышли на поляну, по которой там и тут были разбросаны шалаши из хвороста. А перед самым большим из них сидел на бревне молодой человек в мундире с генеральскими звездами на погонах.

«Как он молод!» — удивился О'Хиггинс, спрыгивая на землю. Двадцать три года — по большей части отданных борьбе за свободу Мексики. Трижды он попадал в плен и трижды бежал. Этот молодой адвокат из Оахаки ступил на трудную стезю и прошел по ней долгий путь.

— Дон Амбросио О'Хиггинс к вашим услугам, генерал.

Холодно кивнув, Диас смерил пришельца взглядом с головы до ног.

— Не очень-то мексиканское имя.

— Это потому, что я не мексиканец. Я из Чили. Мой дед прибыл из Ирландии.

— Слыхал я о вашем деде. Он был великим бойцом за освобождение от юга Испании. И еще более великим политиком, как и ваш отец. Итак, что же одному из О'Хиггинсов могло понадобиться от меня настолько сильно, что он решился рискнуть жизнью в этих горах?

— Я хочу помочь вам. И надеюсь, что в ответ вы поможете мне.

— И каким же это образом вы рассчитываете мне помочь? Хотите стать одним из моих guemllero?

— Помощь, которую я вам принес, стоит куда большего, чем всего лишь один человек, сражающийся на вашей стороне. Я хочу помочь вам тем, что принес из Америки. — Он начал разворачивать брезент. — Я видел ружья ваших людей — гладкоствольные мушкеты, заряжающиеся со ствола.

— Они убивают французов, — холодно отозвался Диас.

— Ас такими ружьями ваши люди смогут убивать их куда лучше. — Он извлек из брезента винтовку и приподнял ее, чтобы продемонстрировать. — Это спенсеровская винтовка. Заряжается с казенной части, вот так.

Взяв металлическую трубку, он сунул ее в отверстие в деревянном ложе и щелкнул рычагом взвода.

— Теперь она заряжена. В этой трубке двадцать патронов. Скорость стрельбы зависит только от того, насколько быстро они поступают в патронник, а стрелок нажимает на спусковой крючок. — Он передал винтовку Диасу, и тот принялся вертеть ее так и эдак.

— Слыхал я о таких. Значит, так вы ее заряжаете? Он дернул за рукоятку, и выброшенный патрон упал на землю.

— Так. Затем, после выстрела, надо снова проделать то же самое. Пустая гильза будет выброшена, а вместо нее будет заряжен новый патрон.

Оглядевшись, Диас указал на высохшее дерево ярдах в десяти от себя и жестом приказал всем отойти подальше. Потом вскинул винтовку и нажал на спусковой крючок; от дерева во все стороны полетели щепки. Он перезаряжал и стрелял, перезаряжал и стрелял, пока магазин не опустел. На дереве остался ощетинившийся щепками круг, над землей облаком стелился пороховой дым. Потом тишину прервал одобрительный рев гверильеро. Еще раз оглядев винтовку, Диас впервые улыбнулся.

— Чудесное оружие. Но мне не выиграть сражение при помощи одной-единственной винтовки.

— В Соединенных Штатах сейчас грузится корабль, который привезет еще тысячу таких, да боеприпасы в придачу. Он отплывает в Мексику со дня на день. — Вынув из свертка тяжелый кожаный кошель, О'Хиггинс передал Диасу и его. — Тут серебряные доллары, которые вы можете потратить на еду и припасы. С кораблем доставят еще.

Аккуратно прислонив винтовку к бревну, Диас взвесил кошель на ладони.

— Соединенные Штаты весьма щедры, дон Амбросио. Но сей мир жесток и беспощаден, и лишь святые проявляют щедрость, не рассчитывая на воздаяние. Неужто ваша страна ни с того ни с сего обратилась в нацию святых? Или в обмен на эти богатые дары она рассчитывает заполучить нечто от меня? Не так уж давно я спускался с гор, дабы присоединиться к остальным в битве за мою страну — против ваших захватчиков-гринго с севера. Стереть эту войну из памяти будет трудно. Немало мексиканцев полегло от американского оружия.

— Те дни давно прошли, как и война между штатами. Ныне в Америке воцарился мир между Севером и Югом, равно как и мир между американским правительством и вашими хуаристами. Оружие и боеприпасы, подобные этим, переправляют через границу в огромных количествах. Америка ведет против Максимилиана и французов дипломатическую войну. И повела бы войну настоящую, если бы французы не согласились на ее требования. В это самое время, пока мы тут сидим, хуаристы на севере наступают на французов, а заодно на австрийские и бельгийские войска, воюющие под их началом.

— А ваши американцы хотят поступить точно так же? Пойти маршем на Мехико?

— Нет. Они хотят, чтобы вы двинулись на юг. До вас доходили вести о тамошних плацдармах?

— Какие-то путаные донесения. Диковинные солдаты в странных мундирах. Какое-то строительство дороги. Трудновато понять, с какой стати они вдруг занялись этим здесь. Люди, с которыми я толковал, считают, что они просто безумцы.

— Это британские солдаты. И они вовсе не безумцы, как раз напротив, они разработали планы тщательно и весьма разумно. Вы позволите вам показать?

Диас жестом предложил ему продолжать, и О'Хиггинс развернул карту, вынутую из седельной сумки, сел на бревно рядом с Диасом и указал на юг Мексики.

— Плацдарм устроен вот здесь, на тихоокеанском побережье, в районе рыбачьей деревушки Салина-Крус. Солдаты родом из многих стран Востока, но в основном из Индии. Командуют ими англичане, намеревающиеся выстроить дорогу через перешеек вот здесь, до атлантического порта Веракрус.

— Зачем?

— Затем, что эти войска прибыли из многих уголков Британской империи. Из Китая и Индии. А североамериканцы по-прежнему воюют с англичанами, хоть сами и не желают этого. Они полагают, что, как только дорога будет достроена, войска британцев вторгнутся в Соединенные Штаты.

— Теперь все совершенно прояснилось, — в голосе Диаса внезапно не осталось ни единой теплой нотки. — Ваши американцы хотят загребать жар моими руками. Но я патриот, а не наемник.

— По-моему, было бы вернее сказать, что враг моего врага — мой друг. Эти британские войска вдобавок союзники французов. Их надлежит изгнать с мексиканской земли. И в подтверждение своих слов я привез вам еще кое-что. — Вынув из-за борта сюртука конверт, О'Хиггинс передал его собеседнику. — Адресовано лично вам. От Бенито Хуареса.

Взяв конверт обеими руками, Диас задумчиво воззрился на него. Хуарес — президент Мексики. Человек и страна, во имя которых Диас сражался столько долгих лет. Вскрыл конверт и приступил к чтению — неторопливо и основательно. А дочитав, поднял глаза на О'Хиггинса.

— Ведомо ли вам, о чем тут речь?

— Нет. Я знаю лишь одно: мне было ведено отдать его вам только после беседы об оружии и англичанах.

— Он сообщает, что подписал с американцами договор. Что возвращается из Техаса со множеством винтовок и боеприпасов. И ведет американских солдат с пушками. Они соединятся с гверильеро на севере. Атакуют Монтеррей, а затем двинутся на Мехико. Захватчиков погонят обратно за море. И просит, чтобы я и гверильеро на юге сражались, дабы помешать англичанам построить эту дорогу. Пишет, что таким путем я послужу Мексике лучше всего.

— Вы согласны?

Диас колебался, вертя письмо в руках так и эдак. Потом выразительно развел руками — и улыбнулся.

— Что ж, почему бы и нет? Как ни крути, они тоже захватчики. Да и враг моего врага, как вы говорите. Так что я сделаю все, что полагается делать для доброго друга, — сражаться. Но первым делом встает вопрос об оружии. Как он будет разрешен?

Вытащив из кармана многократно свернутую карту, О'Хиггинс разложил ее на коленях и указал на побережье Мексиканского залива.

— Американский пароход берет на борт винтовки и амуницию вот здесь, в Новом Орлеане. Через неделю он прибудет сюда, к этой рыбачьей деревушке Салтабарранка. Чтобы встретить его, мы должны прибыть туда. Поглядев на карту, Диас нахмурился.

— Эти места мне не знакомы. А чтобы добраться туда, мы должны пересечь главный тракт, ведущий в Веракрус. А выставлять себя на обозрение на открытой равнине крайне опасно. Мы горцы, в горах мы можем атаковать врага и постоять за себя. Если же французы обнаружат нас на открытой местности, нас попросту перебьют.

— Человек, пришедший со мной — Мигель, — прекрасно знает дорогу. Он проводит вас туда. Вам потребуется раздобыть как можно больше вьючных животных. Мигель и остальные будут постоянно следить за французами. Он говорит, что сейчас поблизости нет крупных скоплений французских войск. Мы сможем добраться до берега ночью совершенно незаметно. Как только оружие будет у вас, вы сможете дать отпор любым мелким подразделениям противника, какие встретятся нам на обратном пути. Это вполне осуществимо.

— Да, пожалуй, этот план может удаться. Мы получим оружие и пустим его в ход против англичан. Но не ради вас или ваших друзей-гринго. Мы сражаемся за Хуареса и Мексику — да еще за тот день, когда наша страна будет свободна от иноземных захватчиков.

— Я тоже бьюсь за этот день, — откликнулся О'Хиггинс. — И мы победим.