Глава 15

Efenabbu kakhalabbu hanefeitsat sathanapte!

Жизнь уравновешивает смерть подобно тому, как море уравновешивает небо. Если убиваешь жизнь — убиваешь себя!

Так говорила Угуненапса

Энге сплела для себя тент из широких пальмовых листьев и привязала его к стволам деревьев, чтобы не попасть ночью под дождь. Здесь, на берегу Энтобана, начиналось время дождей, и почва под деревьями не просыхала. Чтобы не сидеть на влажной земле, Энге соорудила помост из ветвей и теперь восседала на нем, обратившись лицом к солнечной поляне. В воздухе прямо перед ней порхали крупные, ярко раскрашенные стрекозы, чуть ли не в локоть длиной, но Энге не замечала их. Она вглядывалась в себя, вспоминала слова Угуненапсы, пыталась увидеть многочисленные истины за внешней их простотой. Перед ней в тыкве-горлянке стояла вода, принесенная из ближайшего ручья, а также еда, которую подруги принесли из города. Сейчас, когда она размышляла над словами Угуненапсы, ей и не нужно было больше ничего. Она была так рада этой возможности. Теплый день сменялся новым теплым днем, а она все размышляла и ни о чем не просила.

Она настолько углубилась в себя, что даже не заметила, как из лесу вышли Эфен и Сатсат и пересекли поляну. Только когда их фигуры заслонили от Энге чистое небо, она пришла в себя.

— Вы здесь, — произнесла Энге, приветствуя их большими пальцами.

— Мы принесли тебе свежего мяса, Энте, — сказала Сатсат. — То, что перед тобой, протухло от жары.

Энге опустила один глаз.

— В самом деле. А я и не заметила.

— Не заметила и даже не съела ни кусочка. Твоя плоть умирает, уже все ребра можно пересчитать. Есть значит жить.

— Я питалась словами Угуненапсы, приобщалась к жизни, исполненной безграничного великолепия. Но ты права, плоть тоже хочет жить. Расскажите мне о городе — и поедим прохладного скользкого мяса. — Она приготовилась внимательно слушать.

— Как ты и велела, мы смешались с фарги и прошли весь город, чтобы увидеть жизнь Йибейска. Через амбесид протекает ручей, а над ним проложено множество золотых мостиков, фарги так и роятся на амбесиде. Поля возле города богаты животными без счета, в гавани снуют урукето, солнце греет... восхитительный город,

— А что слышно о Дочерях Жизни? Есть ли они в городе?

Эфен осела на хвост с чувством печали и сожаления. Сатсат последовала ее примеру.

— Я сначала говорила о дневном, чтобы скрасить темноту ночи. Дочери живут в этом городе, мы их видели, но не могли с ними поговорить. Они работают в садах за высокой стеной из ядовитых шипов. Каждый день они приносят плоды к выходу, но выйти оттуда не имеют права. Вокруг многочисленная стража. Когда мы спросили, нам ответили, что внутри Дочери Смерти, больше спрашивать не разрешили и велели немедленно уйти. Когда Омал услышала это, она прикоснулась к нашим большим пальцам и велела отнести тебе это известие. Те, кто внутри, должны знать учение Угуненапсы, все истины, которые мы познали. Омал сказала, что ты поймешь; она подошла к стражникам и заговорила с ними, но ее бросили на землю и потом отправили за колючие стены.

Энге поежилась, представив себе творимое во имя жизни насилие, сопровождая мысли знаками глубочайшего понимания,

— Омал — сильнейшая из нас, и будь у меня ее сила, я поступила бы точно так же.

— Это твоя сила, Энге, направляет всех нас. Она понимает твое стремление, знает, что ты придешь. И потому заняла твое место, чтобы ты не попала в заточение. Ты должна быть на свободе, чтобы проповедовать слова Угуненапсы.

— Так я и поступлю, и Омал будет свободна. Расскажи мне об эйстаа.

— Ее все любят и уважают, — сказала Сатсат. — Каждая может обратиться к ней на амбесиде, если есть необходимость.

— Есть необходимость, — повторила Энге, вытирая рот от остатков мяса. — Эти дни здесь, в тишине и покое, я обдумывала слова Угуненапсы и поняла, как они со всей ясностью могут войти в нашу жизнь. Я думала о том, как донести ее учение до каждой иилане, и ответ оказался невероятно простым. Спрашиваю: почему нас боятся и ненавидят? И отвечаю: потому что верования наши предстают перед иилане в искаженном виде, как угроза эйстаа и всей пирамиде власти, нисходящей от нее в город. Эйстаа распоряжается жизнью и смертью. Когда право карать смертью исчезает, ей кажется, что власть ее уменьшается. Поэтому я должна поступить следующим образом. Я буду говорить с эйстаа и поведаю ей правду о словах Угуненапсы. Если она поймет, то станет Дочерью Жизни и обнаружит, что власть ее не уменьшилась и не пошатнулась. Вот что я сделаю.

— Не надо! — в отчаянии воскликнула Эфен. Сатсат вторила ей, сопровождая стоны жестами отчаяния. — Нас мало, а их так много. Тебя отправят в сады, и ты погибнешь там.

Энге сделала успокаивающий жест.

— Это говорит боль-от-временной-разлуки, а не сильная Эфен. Что такое любая из нас по сравнению с правдой Угуненапсы? Я только выполняю свой долг. Следуйте за мной на амбесид, но не обнаруживайте себя. Ждите, наблюдайте, учитесь. Если меня постигнет неудача, вы сможете исправить дело — здесь или в другом городе. А теперь пошли.

И подруги направились вдоль берега, где пролегал кратчайший путь в город. Они с удовольствием наблюдали, как в море резвилась детвора. В одном месте целый эфенбуру высунул головы из воды, глядя на взрослых широкими удивленными глазами. Близилась пора выходить на сушу.

Энге ласково поманила их за собой, но они перепугались и исчезли в волнах. Дальше начинались охраняемые пляжи, и путешественницы остановились на пригорке, часто посещавшемся наблюдательницами. Внизу ленивые самцы нежились на солнце или качались на волнах. Прекрасная и умиротворяющая картина вселяла новые силы.

Амбесид был в точности таким, как его описала Эфен. Чистый ручей пересекал площадь, и многие наклонялись к воде, чтобы напиться. В разных местах над водой висели легкие мостики из сверкающего металла, и самый красивый из них высоко взлетал и опускался к ногам эйстаа, восседавшей на почетном месте. Тело ее было покрыто изящными узорами, а на запястьях, повторяя конструкцию мостиков, змеились витые браслеты из золотой проволоки.

Энге взмахнула рукой, чтобы все отошли, склонилась к ручью, омочила в нем ладонь и стерла пыль с рук и лица, кожа мгновенно высохла на солнце. Высоко подняв голову, она по золотому мосту приблизилась к Саагакель, эйстаа Иибейска, и застыла в выжидательной позе, низшая перед высшей.

— Приветствую тебя в моем городе, — произнесла Саагакель, отмечая силу, которая чувствовалась в прибывшей, и покорность власти эйстаа перед обладающей властью.

Ей это нравилось. Теперь такое можно было увидеть нечасто, даже лучшие ее помощницы использовали формальное обращение нижайшей из низких к высочайшей из высоких.

— Я зовусь Энге, я прибыла из далекой Гендаси, чтобы рассказать тебе обо всем, что там случилось. — Советницы, окружавшие Саагакель, заохали, заметив жесты, означавшие смерть и разрушение. — Разрешаешь ли ты говорить?

— Говори, ибо все они принадлежат к моему эфенбуру и как ближайшие из близких, должны знать обо всем. За твоей спиной протекает ручей. Так сделано неслучайно. Все могут перейти через него, но остаться здесь можно лишь по моему приказу. Говори открыто, хотя отчаяние твоих жестов гнет меня к земле, точно буря стебель травы.

— Все будет сказано: как Инегбан пришел в Алпеасак, как иилане приняли бой с устузоу и как погиб великий город.

Лгать Энге не умела, однако описывала события так, как ей было нужно.

— Так погиб город. Огонь испепелил его; все, кто был в городе, умерли.

— Но ты, Энге, здесь, не так ли? И твои слова не были закончены жестом прекращения речи, значит, ты собираешься продолжать. Но прежде чем ты продолжишь, дай мне отпить из водяного плода, я чувствую этот огонь в моем горле. Однажды, когда я была еще молода, мне случилось коснуться огня. Погляди.

Саагакель подняла правую руку, и собравшиеся загудели при виде белых рубцов на месте одного из больших пальцев. Пока она пила, свита забросала Энге вопросами.

— Все погибли?

— Города больше нет?

— Устузоу владеют огнем, говорят и убивают?

Саагакель потребовала молчания. Отложив плод в сторону, она велела Энге продолжать. И все с ужасом слушали ее слова.

— Я сказала тебе, что Вейнте была моей эфенселе. и обо всех событиях я знаю потому, что сама учила говорить этого устузоу. Я не учила создание ненависти, Но оно ненавидит Вейнте с не меньшей силой, чем она его. Он жив, уцелела и Вейнте — в числе немногих, спасшихся на урукето. Ведь когда город умер, с ним погибли и те, кого пощадило пламя, — ибо разве может иилане жить, когда погиб ее город? — Потрясенные советницы отозвались одобрительным ропотом, но Саагакель сидела неподвижно и молчала. — Вейнте осталась жива, потому что она была эйстаа, а эйстаа — это город. Я тоже выжила.

В отличие от советниц, Саагакель поняла ее.

— Скажи мне, Энге, почему выжила ты, или хочешь, чтобы я сделала это за тебя?

— Как тебе угодно, эйстаа. Ты есть город.

— Действительно так. Ты не умерла потому, что ты Дочь Смерти.

— Дочь Жизни, эйстаа, ведь я жива.

Они говорили, стараясь движениями не выдавать змоций. Советницы остолбенели от неожиданности.

— Слыхала ли ты о наших фруктовых садах? — Энге сделала утвердительный жест. — Хорошо. Есть ли какие-нибудь причины, которые смогут помешать мне немедленно отослать тебя в это место?

— Сколько угодно, эйстаа. Я знаю о Гендаси больше, чем кто-нибудь в Энтобане. Я знаю повадки тамошних устузоу и могу разговаривать с ними через своего ученика, он пощадил меня и спас от остальных устузоу.

— Да, все это интересно. Но все же не настолько, чтобы не отослать тебя в сады — разве ты не согласна?

— Я согласна. Но есть одна причина, по которой ты не должна посылать меня туда. Я знаю жизнь, знаю смерть и выжила, когда умерли остальные. Этим знанием должна обладать и ты, эйстаа, и я могу научить тебя. Ты властна над жизнью всякой иилане на амбесиде и можешь приказать умереть даже своей эфенселе. Прикажи только — и они умрут. Но это лишь половина всех знаний, которыми ты должна обладать. Жизнь уравновешивает смерть, как море уравновешивает небо. Я могу научить тебя силе жизни.

Энге умолкла и замерла в ожидании, не обращая внимания на рассерженный ропот советниц, как и сама Саагакель. Она молча глядела на Энге, ничем не выдавая своих мыслей.

— Всем замолчать! — приказала Саагакель. — Я решила. Твои слова достаточно интересны, — но они и опасны. Ты сама сказала — существование Дочерей Смерти угрожает власти эйства. Поэтому нам, эйстаа, не из чего выбирать. — Жестом она подозвала к себе двух советниц. — Схватите смелую иилане, свяжите и отведите в сад. Пусть в моем городе не распространяется эта зараза.