Глава 14

Ян решил, что они пройдут не менее четырех часов, прежде чем сделают остановку. Но не смог заставить себя ждать так долго. Даже трех часов было слишком много — он должен был знать, как чувствует себя Элжбета. Удар, похоже, был не слишком силен, но когда он уходил, она была без сознания. Возможно, она и сейчас без сознания — или мертва. Мысль эта была невыносима. Он должен был узнать. В конце второго часа он сдался.

— Всем составам, — приказал он, — короткая остановка на отдых. Смените водителей, если хотите.

Отдав команду, он вывел танк из колонны, развернул его на гусеницах на 180 градусов и помчался назад вдоль линии медленно движущихся поездов. Он нашел машину, в которой находилась Элжбета и доктор, дал задний ход, объехал ее, притормаживая одновременно с ней, и спрыгнул, как только она остановилась. Нужный ключ был уже в руке, он открыл дверь и оказался лицом к лицу с разгневанным доктором Дзитуридасом.

— Это оскорбление, как ты смел меня запереть...

— Как она?

— Эта машина пыльная, невычищенная, лишенная удобств...

— Я спрашиваю, как она?

Холодный гнев в его голосе прекратил протесты доктора, и тот сделал шаг назад.

— С ней все благополучно, насколько это возможно в таких условиях. Она сейчас спит. Легкое сотрясение, я уверен, что ничего, более страшного, нет. Ее вполне можно оставить одну, что я сейчас и сделаю.

С этими словами он подхватил саквояж и поспешил прочь. Ян хотел заглянуть, но побоялся разбудить ее. Заговорила сама Элжбета:

— Ян? Это ты?

— Да, я пришел.

Она лежала в гнезде из одеял, уложенных доктором, на голове ее была белая повязка. Сквозь зашторенное окно проникало достаточно света, чтобы освещать ее лицо, почти такое же бледное, как и ткань.

— Ян, что случилось? Я помню, как мы разговаривали, потом почти ничего...

— Хрэдил устроила мне ловушку, а ты была приманкой. Там были Риттерснатч и кое-кто из его людей. Хотели схватить меня или убить, я не знаю. Боюсь, что я... потерял терпение.

— Это плохо.

— Для меня — да. Я не хотел, чтобы все так кончилось, но Риттерснатч мертв.

Она судорожно вздохнула — ведь, как бы там ни было, это было насилие — и вытащила ладонь из его руки.

— Мне жаль, — сказал он, — жаль, что кому-то пришлось умереть.

— Ты не хотел этого, — сказала она, но в голосе ее не было уверенности.

— Да, не хотел. Но если придется, сделаю это вновь. И точно так же. Я не пытаюсь извиниться, хочу лишь объяснить. Он ударил, и ты упала. Я думал, что ты мертва. У них были дубинки, они втроем напали на одного, и я защищался. Вот так.

— Я понимаю, но... насильственная смерть, это мне непривычно.

— Пусть так и будет. Я не могу заставить тебя понять или чувствовать. Хочешь, я уйду?

— Нет! — вырвалось у нее, — я сказала, что мне трудно это понять. Но это не значит, что я отношусь к тебе по-другому. Я люблю тебя, Ян, и я всегда буду любить тебя.

— Надеюсь. Я действовал нерационально, глупо, может быть. То, что я сделал — это из-за любви к тебе. И это служит слабым извинением — ладони ее в его ладонях были холодны. — Я пойму, если ты будешь стыдить меня за то, что я сделал потом — положил тебя в поезд и увез. Мы как раз об этом говорили, когда на меня напали. Я так и не услышал твоего ответа.

— Разве? — она впервые улыбнулась. — Но ответ может быть только один. Я всегда буду повиноваться Хрэдил. Но сейчас ее здесь нет, а значит нет проблемы повиновения или неповиновения. Я могу любить тебя, как всегда хотела, и буду с тобой всегда.

— Ян, — позвал голос снаружи, затем еще раз прежде, чем он услышал. Он почувствовал, что улыбается, как дурак, и, ничего не говоря, прижал ее к себе, затем оторвался и встал.

— Надо идти. Я скажу тебе потом, что я чувствую...

— Я знаю. Я сейчас буду спать. Мне гораздо лучше.

— Хочешь чего-нибудь поесть, выпить?

— Ничего. Только тебя. Возвращайся, как только сможешь.

Второй водитель танка наклонился над люком.

— Ян, получен вызов, — сказал он. — Семенов хочет знать, почему остановились и когда отправимся.

— Как раз его-то я и хотел повидать. Скажи, что мы поедем, как только я подойду к нему в движитель. Пошли.

Иван Семенов был вновь начальником поездов. Когда он оставил позади все семьи и проблемы, Ян передал ему ведущий движитель. Проблемы, которые им предстояло встретить впереди, могли быть связаны только с Дорогой, и Яну легче было решать их, находясь в ведущем танке. Ян забрался по трапу в водительский отсек, и Иван тронул поезда с места, как только за ним закрылась дверь.

— Что за проволочка? — спросил Семенов. — Ты же сам сказал, что теперь важен каждый час.

— Пошли в двигательный отсек, объясню. — Ян молчал, пока инженер не вышел, закрыв за собой дверь. — Мне бы хотелось жениться.

— Я знаю, но это касается тебя и Хрэдил. Я могу поговорить с ней, если хочешь. Закон не настолько точен, чтобы оговаривать, с какими семьями, девушками можно иметь брачные отношения, с какими нет. Это можно решить. Но это зависит от Хрэдил.

— Ты недопонял. Ты Глава Семьи, и это дает тебе право устраивать браки. Я прошу тебя сделать это. Элжбета здесь, на поезде.

— Этого не может быть!

— Это именно так. И что ты будешь делать?

— Хрэдил никогда бы этого не допустила.

— Хрэдил тут нет, она не может запретить. Так что подумай сам, вот что. Поработай своим умом. Если ты решишься, то обратного пути не будет. А та злая старуха ничего тебе сделать не сможет.

— Это не так. Есть закон...

Ян с отвращением плюнул, затем растер плевок подошвой.

— Это ваш закон. Но он же придуман, как ты не понимаешь! На Земле нет ни семей, ни Глав Семей, нет и браков между группами избранных. Ваши так называемые законы специально изобрели наемные антропологи. Общество порядка. Они рылись в учебниках, складывали воедино клочки и обломки исчезнувших обществ, и создали структуру, при которой население сохраняется послушным, трудолюбивым, исполнительным и глупым.

Семенов не знал удивляться ли ему или гневаться; он недоверчиво покачал головой — жест физика, узнавшего, что поставлен под сомнение закон сохранения энергии.

— Как ты можешь так говорить? Прежде ничего подобного я от тебя не слышал.

— Разумеется. Это было бы самоубийством. Риттерснатч был полицейским шпионом, это помимо прочих его обязанностей. По прибытии кораблей, он доложил бы обо всем, сказанном мной, и я погиб бы немедленно, как только они до меня добрались бы. Но раз корабли не приходят, это становится неважным. Все меняется. Я могу рассказать тебе о милой старой Земле...

— Я больше не стану выслушивать ложь!

— Правду, Семенов. Впервые в твоей жизни. Позволь, я расскажу тебе о культурах. Их создало человечество. Они искусственны, они изобретены точно так же, как изобретено колесо. Все они очень различны, действие одной очень отличается от действия другой, если это нужно для выживания. Но теперь все это — вопрос истории, и на Земле осталось ныне только два класса — правящие и подданные. И для любого, кто пытается что-то изменить, предусмотрена быстрая смерть. И это конечное и монолитное общество переметилось даже на звезды. На все эти упитанные, благополучные миры, открытые человечеством. Но не на все планеты, а лишь на удобные. Когда требуется занять неудобную планету, наподобие этой — тогда и приходит время призывать профессоров и дать им задачу. Обеспечьте нас стабильной и послушной культурой, а нам нужно много питательной и дешевой еды. Пусть это будет такая милая, незаметная культура, потому что фермеры будут глупы и смогут лишь делать свое дело. Но потребуется и техническое имущество, и это надо принять в расчет. Вот так: кусочек оттуда, кусочек отсюда, отбор, селекция, балансировка и Бета Эридана III ваша. Эта планета. Спокойные деловитые фермеры, проживающие свои дни в работе и отупении...

— Прекрати, я не желаю больше выслушивать ложь! — Семенов был потрясен, запинался.

— Чего ради я должен лгать? Если корабли не придут, мы в любом случае погибнем. Но до тех пор я вновь буду жить, как подобает человеку, а не безмозглому рабу, как вы все. У вас, конечно, есть хорошее оправдание, вас поработила глупость, отсутствие знания. Я же был порабощен страхом. За моими действиями следили, я уверен в этом. Пока я стоял в шеренге и не причинял хлопот, со мной был полный порядок. Многие годы со мной было все в порядке. Как и здесь до сих пор. Планета для заключения — но в то же время они не могли недооценить моих навыков. Но сами они во мне не нуждались. Причини я хлопоты, я бы умер. В то же время, все те годы и деньги, вложенные в мое образование, нельзя выбрасывать на ветер. И меня отправили сюда, где есть применение для моих талантов. Подчиняясь строгим инструкциям, я бы мирно проживал дни и не был бы утомителен. Но если бы я сказал хоть слово о том, какова на этой планете жизнь в действительности, это значило бы, что я погиб. Так что я мертв, Семенов, понимаешь ты это? Если корабли не придут, я умру. Если они придут, то вам достаточно будет шепнуть словечко тем людям, что прилетят на них — и я умру. Поэтому я отдаюсь в твои руки и делаю это по старейшей в мире причине. Любовь. Пожени нас, Семенов, это все, что от тебя требуется.

Семенов мял кисти рук, не зная, что и думать.

— Ты говоришь совершенно немыслимые вещи, Ян. Сам я, когда бываю наедине с собой, задаю себе порой кое-какие вопросы, но больше мне спрашивать некого. Хотя в книгах по истории все хорошо объяснено...

— Исторические книги — не более, чем бездарные литературные труды.

— Ян, — послышался голос из динамика двигательного отсека. — Тебя вызывают.

— Подключи, — послышался голос Ли Сяо, прерываемый треском статики.

— Ян, тут небольшая проблема. С одного из танков соскочила гусеница. Мы съехали на край Дороги и занялись починкой. Через несколько минут ты к нам подъедешь.

— Спасибо. Я займусь танком.

Семенов сидел, храня самоуглубленное молчание, и когда Ян выходил, не заметил его ухода. Когда впереди показались два остановившихся танка, движитель притормозил. Ян прикинул расстояние.

— Притормози до десяти километров, когда будешь проходить мимо них. Я спрыгну.

Он открыл дверь навстречу порыву разогретого воздуха. В следующий раз, пожалуй, потребуется костюм с охлаждением. Он нагнулся к нижней скобе и повис на ней, затем отцепился и побежал, отрываясь от движителя, который тут же прибавил скорости. Ли Сяо и два механика растянули лопнувшую гусеницу на скальной поверхности и выбивали кувалдой скрепляющий штырь из поврежденной секции.

— Раскололось звено, — сказал Ли Сяо. — Отремонтировать невозможно. Металл кристаллизовался, это видно по излому.

— Чудесно, — сказал Ян, царапая ногтем шершавый металл. — Поставьте запасной.

— Запасных нет. Все пошли в дело. Но можно снять его с другого танка...

— Нет, этого мы делать не будем, — он посмотрел на небо. Начинается, подумал он. Корабли не приходят, а вещи изнашиваются, и нет замены. И это — один из путей, ведущих к концу. — Оставьте танк здесь, и будем догонять остальных.

— Но нельзя же его так оставить?..

— Почему? Если мы растранжирим детали сейчас, что мы будем делать, когда произойдет следующая поломка? Мы оставим его и поедем дальше. А когда придет корабли, пригоним обратно.

Всего лишь несколько минут потребовалось, чтобы забрать немногие личные вещи и запереть люк. В молчании они пересели на другой танк и стали наращивать скорость, догоняя ушедшие вперед поезда. И тут по радио заговорил Семенов:

— Я как следует подумал после нашего разговора.

— Я надеялся на это, Иван.

— Я хотел бы потолковать — ты знаешь с кем, — прежде чем решу. Ты понимаешь?

— Конечно, иначе и нельзя.

— Потом я хочу поговорить с тобой, у меня есть вопросы. Я не могу сказать, что согласен с тобой, по крайней мере, не во всем. Но думаю, я решусь сделать то, о чем ты просишь.

Водитель танка подскочил, вцепившись в баранку, так что танк дернулся — настолько неожиданным был победный крик.