Нация в затруднении

Соединенные Штаты были вовлечены в противостояние с Британией на таком количестве фронтов — и на суше, и на море, — что требовались постоянные консультации на самом высоком уровне. После ряда жарких дискуссий между армией и флотом по поводу приоритетов было принято решение, что армия уже по самой своей численности составляет основу вооруженных сил, и посему дискуссии проходили в военном министерстве. В здании наспех были сделаны необходимые перестройки по соседству с комнатой 313, и теперь ежедневные совещания проходили в только что открывшемся зале военного совета. Его круглосуточно охраняли вооруженные солдаты, поскольку находящиеся внутри папки и карты на стенах по новой классификации считались совершенно секретными.

Собравшиеся в зале офицеры и правительственные чиновники негромко переговаривались между собой, пока ровно в девять не вошел президент Линкольн. Как только дверь за ним заперли, он уселся, поставив локти на длинный стол и сложив пальцы домиком перед собой, после чего крайне мрачно кивнул собравшимся.

— Джентльмены, полагаю, наша страна пребывает в крайне затруднительном положении. Быть может, кое-кто из вас не видел последние донесения, поэтому я попрошу военного министра вкратце изложить их вам.

Кивнув, Стэнтон отхлебнул воды из стакана, стоявшего у его локтя, и похлопал по толстой стопке бумаг перед собой.

— В Мексике дела идут с переменным успехом. Есть удачи, есть провалы. Как всем прекрасно известно, к великому сожалению, мексиканскую регулярную армию разгромили французы и их союзники. Президент Бентон Хуарес ради спасения был вынужден бежать в нашу страну. Поскольку мексиканская армия разбита и рассеяна, нам оставалось надеяться только на различные группы сопротивления, разбросанные по всей стране. Мы снабжали эти нерегулярные войска стрелковым оружием и боеприпасами. А по возможности и пушками; В графу успехов можно отнести тот факт, что Монтеррей, Сан-Луис-Потоси и Гвадалахара пали под напором мексиканских войск севера и запада. На юге взята Пуэбла. Сейчас стальное кольцо смыкается вокруг Мехико. Французы впадают в отчаяние и через Максимилиана запросили о переговорах. Хуарес не внял их просьбам, потому что предпочел бы стереть французов с лица земли. Но поскольку мы снабжаем его армии изрядной частью оружия и всеми боеприпасами, он вынужден прислушиваться к нам. Поэтому переговоры с французами скоро начнутся.

В графу неприятностей следует внести тот факт, что через перешеек Теуантепек ныне строится дорога для войск агрессоров. Британцы возвели оборонительные укрепления вдоль всей ее длины и оказывают отчаянное сопротивление. Моральный дух мексиканцев на этом фронте крайне низок, потому что генерал Диас и его люди считают, что сражаются за наше дело, а не за свое собственное, и жаждут прекратить действия против британцев, чтобы присоединиться к наступлению на столицу. Их чувства можно понять — и в ближайшее время в этом отношении следует что-либо предпринять. Далее генерал Шерман поведает вам о предложении высадить наши войска в Веракрусе и атаковать дорогу в надежде перерезать ее. Ныне же контр-адмирал Портер сообщит вам последние новости о военно-морском аспекте мексиканского театра военных действий.

Контр-адмирал Дэвид Диксон Портер беспокойно заерзал в кресле. Ему было бы куда уютнее на мостике судна, чем один на один с политиками и офицерами, собравшимися вокруг этого стола.

— Все довольно просто, — начал он. — Британцам удалось всерьез провести нас. К нам поступило немалое число донесений, представлявшихся точными и достоверными, что крупный военный конвой с войсками и крупнокалиберными орудиями отплыл из Англии в Вест-Индию. Теперь же выяснилось, что это была лишь уловка, ставившая целью ввести нас в заблуждение. Вынужден сказать, что в этом они весьма и весьма преуспели. Они высадили оккупационный десант в Мексике, в пункте, являющемся, как нам теперь известно, атлантической оконечностью дороги. Деревня называется Коатсакоалькос. Они выгрузили на берег чудовищное количество войск и орудий и утвердили на берегу надежную цитадель. Согласно первым донесениям, взять ее с моря невозможно. Ныне отдан приказ о проведении более тщательной разведки, результаты которой будут изложены здесь сразу по поступлении. Кроме того, британские корабли по-прежнему останавливают наши суда в море, отбирая грузы, якобы являющиеся контрабандой.

— 1812 год сызнова, — проронил Гидеон Уэллс. Будучи министром военного флота, он воспринимал это как личное оскорбление. — Они пропускают наши протесты мимо ушей и не выказывают ни малейшего интереса к тому факту, пребываем ли мы в состоянии мира или войны с ними.

— Они предпочитают войну, — заметил Шерман. Сидевший рядом с ним Роберт Э. Ли угрюмо склонил голову в знак согласия. — С момента высадки в Мексике они пребывают в состоянии войны с Мексикой и явно имеют намерения расширить границы конфликта, дабы перенести его на нашу территорию. Тропические джунгли перешейка не представляют для них ни малейшего интереса — кроме возможности построить дорогу, чтобы атаковать нас. В конечном итоге мы не могли не понять истинного назначения этих плацдармов — вторжения в нашу страну. Не объявляя войны, они ввели нас в заблуждение, что дало возможность укрепить и вооружить восточную оконечность дороги. Я настоятельно предлагаю, чтобы — с объявлением войны или без оного — мы послали армию перерезать эту дорогу. Я телеграфировал генералу Гранту, чтобы он незамедлительно прибыл в Вашингтон. Я предлагаю поручить ему возглавить армию, которая должна атаковать и перерезать эту дорогу, прежде чем войска смогут пройти по ней маршем до Атлантики.

— Поддерживаю, — сказал Ли. — Существует множество способов вести военные действия, и способ генерала Гранта — самый подходящий для грядущей битвы. Он бульдожьей хваткой вцепляется в противника и не выпускает его, добиваясь победы, как бы ничтожны ни были шансы на успех и как бы надежны ни были бастионы противника.

— Предстоит долгая, изнурительная позиционная война, и Грант самый подходящий человек для этого, — добавил Шерман. Бесстрастно оглядел сидящих за столом, и взгляд его светлых глаз был холоден, как взор орла. — Грант удержит их войска, может быть, и не разобьет, но удержит уж наверняка. Британцы дорого заплатят за свое решение пересечь Мексику.

— Вы подразумеваете, что Грант лишь может разгромить врага, — заметил Линкольн. — Не могу поверить, что вы столь легко поддаетесь пораженческим настроениям, потому что знаю, это не в вашем характере.

— В этом вы совершенно правы, господин президент. Мы должны воспринимать мексиканское вторжение и посягательства на наши суда как помехи, призванные отвлечь нас от главной цели.

— То есть? — осведомился Стэнтон.

— Выиграть войну. Все упирается в войну, и британцы наверняка уже поняли это. Мы должны экспортировать войну к ним и диктовать им нашу волю. Они должны проиграть — и проиграть настолько безоглядно, чтобы им больше и в голову не приходило предпринимать военные авантюры подобного рода против нашей суверенной нации. Силой оружия их надо вынудить отбросить малейшее упование на грядущие завоевания.

Многие из сидящих за столом невольно охнули, осознав значение заявления Шермана. Общее мнение выразил Линкольн.

— Генерал Шерман, не предлагаете ли вы, чтобы мы экспортировали войну к врагу — то есть захватили Британию?

— Я не предлагаю этого, сэр, хотя такая возможность не исключена. На самом же деле я имел в виду, что мы должны перестать плясать под их дудку. Они уже вторгались в наше суверенное государство, и мы дали им отпор. Теперь они возобновят эту войну, угрожая вторжением во второй раз. И их надо остановить.

— Но как?

— Вот это мы и должны решить здесь, в зале военного совета. Здесь собрались лучшие стратеги нашей страны. Мы должны отыскать выход из этого тупика. Но пока решение не принято, я хотел бы переговорить с генералом Ли. Сегодня он присутствует здесь по моему личному приглашению. Думаю, я не погрешу против истины, сказав, что все мы признаем, что он умеет выигрывать сражения против превосходящих сил противника. Он знает, как перехитрить вражеских генералов, нанести удар там, где этого меньше всего ожидают, на несколько ходов опережая противника и разя в самые уязвимые места. Именно он может отыскать способ переправить войну к нашему врагу.

— Вы возьметесь за такое, генерал? — спросил Линкольн.

Ли выдержал — и выиграл — так много сражений, что утратил им счет. И до сих пор еще не оправился от серьезной болезни; морщины на лице и бледность были свидетельством тому. И, несмотря на это, он не колебался ни мгновения. И ответил президенту, как только вопрос прозвучал:

— Полагаю это своим долгом, господин президент.

— Хорошо. Вы творили чудеса, выигрывая сражения во время Конфедерации. Мы будем весьма обязаны вам, если вы приложите те же таланты, дабы ныне повергнуть в замешательство и разбить нашего общего врага.

* * *

Томас Мигер испытывал весьма смешанные чувства. Прошло уже больше двух десятков лет с той поры, когда он в последний раз глядел на зеленые холмы Ирландии. И вот теперь перед ним на фоне ослепительно-голубого неба впереди поднимались Дублинские горы. Уже два десятка лет назад он покинул Дублин на военном транспорте, скованный кандалами по рукам и ногам, как дикий зверь. Приговор ему был смягчен до пожизненной каторги в Тасмании, на другом конце света. Он и не думал, что ему доведется вернуться в Ирландию снова, даже когда бежал с каторги, покинув Тасманию, и добрался до Америки. Теперь он стал солдатом, генералом, командиром Ирландской бригады в американской армии. Недурная карьера для приговоренного революционера. Америка была добра к нему, но его ирландская кровь и земля предков все еще взывали к нему. И то, что он вернулся в страну праотцов, казалось ему восстановлением справедливости. Ирландия! Глядя через океанский простор на землю, где был рожден, он вдруг ощутил странное удовольствие, утолившее жажду души, которую он прежде даже не осознавал. Он вернулся. Он дома.

— Дивный вид, а, генерал? — заметил сержант Уильям Г. Тайрелл, стоявший рядом с ним у фальшборта пакетбота.

— Воистину. И, кроме того, для вас и вам подобных я мистер О'Трэйди, если не хотите увидеть меня на каторжном судне снова. — Он не осмелился вернуться под своим именем, поскольку — даже после стольких лет — оно могло пробудить в памяти властей нежелательные воспоминания. Вместо этого имевшиеся при нем письма и документы удостоверяли его как У.Л. Д. О'Трэйди, его сослуживца по Ирландской бригаде.

Кроме того, в свое время О'Трэйди служил морским пехотинцем в Королевском флоте и имел безупречный послужной список.

Корабль издал гудок, проходя мимо бастиона и входя в Кингстонскую гавань. Им пришлось сделать сперва порядочный крюк, из Нью-Йорка они отравились в Гавр во Франции, где их встретил американский агент с билетами — билетами от Франции до самой Ирландии.

— Для нас нежелательно, чтобы кто-нибудь услышал ваш акцент, — сказал он. — Просто покажите билеты, буркните что-нибудь, не раскрывайте рта и платите всем подряд непомерные чаевые. Тогда все рядовые британцы будут стремиться услужить вам — и не будут задавать никаких вопросов.

Их безымянный провожатый оказался прав. Паром доставил их через Ла-Манш в Саутгемптон на южном побережье Англии, где они сели на поезд. По пути пришлось проскользнуть в массу лазеек, и множество серебряных шиллингов сменили хозяев. То же самое произошло, когда они поднялись на борт пакетбота в Холихеде. Этот окольный путь был необходим, поскольку всякий прибывший прямо из Соединенных Штатов в Ирландию пробудил бы подозрение, был бы допрошен, а то и обыскан.

— Еще раз доложите мне, где и когда мы встретимся, — потребовал Мигер.

— Через неделю в четверг, прямо вон там в зале ожидания первого класса на вокзале. Вокзале Кингстона. А перед этим... О, я буду дома с семьей. Я прямо как наяву чувствую вкус бекона с капустой. Свежеиспеченного пресного хлеба. Моя тетушка завсегда была чародейкой у плиты.

Тайрелла выбрали в спутники генералу во время первой поездки потому, что тот был дублинцем — причем подлинным; его послушать, так у него в Рингсенде столько родственников, что они населяют всю округу.

— Ешьте все, что пожелаете, — ответил Мигер, — но ни капли в рот, по крайней мере на публике, смотрите, с кем беседуете. Слишком уж часто фениев предавали прежде.

— Со мной такого не случится, присягаю, сэр. Мои дядюшки, родные и двоюродные братья — единственные, с кем я собираюсь поговорить.

Они разошлись, как только паром причалил, разлучившись, прежде чем влиться в поток пассажиров, сходящих по трапу. Мигер проигнорировал двух солдат у входа на верфь; после стольких лет ему вовсе незачем было опасаться, что власти все еще энергично разыскивают его. Покинув порт, он перешел через дорогу, к вокзалу. Издали донесся паровозный гудок, и вскоре на станцию с пыхтением вполз коротенький поезд. Генерал купил билет — уж тут-то его акцент определенно не помешает! — и сел в поезд. Поездка была короткой, поезд останавливался только в Сендикоув и Гленейджери, прежде чем подкатить к станции Далки. Подхватив саквояж, Мигер вместе с двумя другими пассажирами сошел на платформу. Тщательно изучал расписание поездов, вывешенное перед станцией, пока остальные пассажиры не скрылись из виду, затем огляделся и — да, вот он, всего в нескольких шагах вниз по холму — тот самый паб, о котором ему говорили. С саквояжем в руке он решительно приблизился к пабу и толчком распахнул дверь. Трактирщик в полосатом синем фартуке продавал бакалею покупательнице в лавчонке в дальнем конце стойки.

— Присаживайтесь! — крикнул он. — Я буду к вашенским услугам, как только окончу обслуживать миссис Рили.

Мигер оглядел сумрачный интерьер паба, керосиновые лампы и пивные краны, рассыпанные по полу опилки и улыбнулся: боже, сколько воды утекло!

— Были в отлучке, аюшки? — осведомился трактирщик, поднося кружку портера. — Ни разу не видел таковского покрою в Дублине.

— Разводил овец. В Новой Зеландии.

— Вы подумайте! Экое расстояние отмахали!

— Два месяца по морю, ежели ветер попутный.

— Вы не с Далки, — утверждение, а не вопрос. Ирландия, как всегда, так и осталась большой деревней, где все и всякий знают друг друга как облупленных.

— Нет. Зато мой двоюродный братец тутошний.

— Да бросьте вы!

— Правда. Зовут Фрэнсис Кирнан.

— Который женатый на Бриджит?

— Он самый. Он сюда заходит?

— Завсегда. Но сейчас вы его сыщете дома. Вниз по холму, первый поворот направо. Дом, который уже пора перекрывать.

— Благодарствуйте.

Еще немного поболтав о погоде, последнем урожае картофеля и прискорбных политических делах, трактирщик отправился обслуживать очередного покупателя в бакалею. Осушив кружку, Мигер отправился искать двоюродного брата.

Своего настоящего двоюродного брата по материнской линии. Когда кружок фениев принял решение перестроить революционное движение в Ирландии, все единодушно постановили, что в ближайшее время можно общаться только с родственниками. Самый верный способ избежать предательства. Политика — дело одно, зато семья связывает людей куда более прочными узами.

Отыскав нужный дом, он постучал и отступил на шаг. Изнутри послышались шаркающие шаги, и дверь распахнулась.

— Это ты, Фрэнсис? — спросил Мигер. Близоруко мигая, мужчина среднего возраста кивнул. Но сквозь морщины и седые волосы Мигер явственно разглядел черты мальчишки, которого знал как себя самого. — Все еще ходишь на баркасе, а?

— Чего? Вы кто будете?

Улица была пуста, но генерал все равно прошептал, подавшись вперед:

— Из рода Мигеров.

— Матерь божья! Томми, ты?!

— Он самый. Ну, долго ты собираешься держать меня на пороге?

Оба обрадовались встрече несказанно. Бриджит куда-то отлучилась, поэтому Кирнан приготовил чай сам, пошарил в шкафчике и отыскал бутылку славного ирландского виски, чтобы сдобрить напиток. Они потолковали о семье и прошедших годах, и Фрэнсис не раз наполнял чашки, прежде чем Мигер перешел к цели своего визита.

— Американские газеты пишут, что фении преданы, вожди арестованы...

— Их продали всех скопом! В уме не укладывается, как может человек, ирландец, предать своих соседей? Всякий, кто на такое способен, — просто дерьма кусок нижайшего пошиба, куда более мерзкого, чем англичане, которые его покупают.

— Тут я согласен. Но народ Ирландии не остановить. Освободительное движение восстанет из пепла, как феникс. Я прибыл, чтобы лично позаботиться об этом, — и если я не ошибаюсь в тебе, ты поможешь мне. — Он выудил стопку десятишиллинговых и фунтовых банкнот и швырнул на стол. Увидев вытаращенные глаза Фрэнсиса, улыбнулся. — Я скажу тебе, что именно нужно сделать с ними.

— Иисусе, так это не мне?

— Но ты можешь потратить, сколько потребуется, на дело, к которому я хочу тебя приставить.

— Это будет опасно?

— Нет, если будешь держать свое ирландское хлебало закрытым, а не молоть языком направо и налево, с чего это ты вдруг разжился деньгами. Эти суммы для людей, которым ты доверяешь, — членов нашей семьи или семьи Бриджит. Ну, дай-ка я тебе расскажу, что надо делать.

Новый способ организовать движение фениев растолковал ему Гус Фокс. Офицеры кружка фениев будут навещать Ирландию поодиночке. Беседовать только с ближайшими родственниками, вербуя их в движение. Никаких контактов с чужаками и никаких старых друзей, как бы близки они не были. Причиной краха фениев в прошлом послужила именно массовая вербовка, когда в организацию мог вступить всякий. Новая организация будет состоять из отдельных ячеек, втолковывал Фокс. Члены одной ячейки будут знать только друг друга — и офицера, завербовавшего их. Ни один из членов одной ячейки не будет знать никого из членов другой, даже в своем родном городе. Всех руководителей ячеек будет знать только Мигер. Он будет снабжать их деньгами, а они будут снабжать его сведениями. Опытных рабочих надо уговаривать — и помогать им деньгами, — чтобы они пересекали Ирландское море и получали работу в Британии. На верфях, железных дорогах, металлургических заводах. Они будут доносить обо всем, что сумеют узнать. Перемещение войск, судов, любую кроху информации, которая может принести Фоксу хоть какую-то пользу. Собрав вместе все крохи, он сумеет увидеть общую картину, которая им не видна. На ее основе он будет писать разведывательные сводки, играющие жизненно важную роль для военных, добывать данные военной разведки, играющие решающую роль в современной войне. А заодно — уже одно то, что он одновременно оживляет ирландское революционное движение, только поможет. Любая мелочь, способная выбить британцев из колеи, внесет свой вклад в победу.

Враг моего врага — сызнова...